– Ты что тут делаешь?
– Навоз ищу… – показал на стоящее под ногами ведро.
– Какой навоз? Тебе что, на старой деревне навоза мало?
– Конский…
– Зачем тебе конский?
– Буську кормить…
У Кузьмича в хижине, построенной после пожара, жила огромная свинья Буська, совершенно свободно разгуливающая по деревне. Однажды даже выдавила в нашем сарае стекло.
– А почему ночью?
– Стыдно как-то…
– Твою трансмиссию, Коля!!! Мы же тебя чуть не пристрелили, фаршированный першинг тебе в Европу!
– Я больше не буду, – Кузьмич пустил слезу. – Честное слово.
– Ладно, я сегодня добрый, вали домой, пока не передумал.
Довольный погорелец схватил ведро и хотел уйти.
– Погоди, – остановил отец, – навоз мне домой занеси. Тебе же все равно по пути. Понял?
– Понял, понял, – Кузьмич свалил с глаз долой.
– Вэ-Вэ, зачем тебе конский навоз?
– От него свиньи хорошо растут.
– Да, Буська здоровенная скотина, – подумав, согласился Кобан.
– А еще, говорят, от геморроя хорошо помогает…
– Может, домой?
– Ты что? Мы же их едва не накрыли. Продолжаем патрулирование.
– Мы можем на разведку сходить, – предложил Димка.
– Вы уже раз сходили, – отец закурил, – увидели свинокрадов, как пуганная ворона куст. Сидите уж, Аники-воины. И вообще, что-то больно вы покладистые. Видать, совершили какую-то пакость.
Незаметно я заснул, убаюканный ездой и мягким светом лампочек на приборной панели. Отец растолкал меня уже под утро.
– Не спи, боец, замерзнешь.
За окном светало, в открытую дверь тянуло сырой свежестью.
– Вылезай, идите спать.
– Поймали свинокрадов? – зевнул я.
– Нет, не поймали, – широкий лоб отца пошел морщинами. – Видно, как говорится, у них есть агенты, которые укрывают их в своих домах.
– Вэ-Вэ, я спать? – широко зевнул сосед.
– Езжай, Микола, отдыхай до обеда – заслужил. Как стемнеет, будь готов.
– Опять?!
– А ты как думал? Родина в опасности. Наше дело правое, наши свиньи будут за нами.
Втроем подошли к воротам.
– СтаршОй, ведро с навозом возьми, а то сопрут же. В месиво свиньям добавь, а пустое ведро отнесите Кузьмичу. Нам чужого не надо.
Мы с братом, не раздеваясь, завалились спать, а отец включил на кухне приемник, сделанный в виде маленького телевизора с переливающимися в такт музыке четырьмя цветными лампочками за экраном, и подпевал ему. Часа через два мать разбудила нас завтракать.
– Вставайте, лежни, хватит дрыхнуть, чай стынет.
Зевая, вышли в прихожую. Отец, свежий, как утренний огурчик в росе, бодро жевал яичницу на сале.
– Спите, сурки? – поприветствовал нас. – Куда в вас только лезет? Если не будить, так и будете спать сутками.
Мы молча сели на табуретки и стали пить морковно-кипрейный чай, бережливо заедая оладушками. Каждому из нас полагалось по два тощих оладушка, сделанных матерью из каких-то отходов.
– Поймал кого? – спросила мать.
– Кузьмича – навоз конский собирал, лишенец.
– Старый черт, – не понятно про кого сказала мать.
– Еще наши пострелята вроде кого-то видели возле дома ветврача, но тревога оказалась ложной.
– А если бы их пристукнули? – нахмурилась мать.
– Кто? – удивился отец.
– Свинокрады.