К таким книгам принадлежала и та, в которой со слезами на глазах были прочитаны последние строчки о теплых объятиях, которыми земля встречала влюбленных. В других рассказывалось о неожиданных счастливых встречах, радостном примирении молодой семьи, которую чуть не разбило слепое подозрение, про взаимное понимание и уважение отцов и детей. И чем более красивыми словами завершались последние страницы, тем светлее становилось на душе у Евдокии Филипповны. Она задерживала книжку еще на день-два, ей было жалко расставаться с людьми, которые стали такими близкими, почти родными. Но постепенно жажда новых знакомств делала расставание не таким грустным, ведь в конце концов она оставляла их навсегда счастливыми.
Как-то библиотекарша посоветовала ей взять сборник рассказов. Исполненная сомнений, но уважая человека, который понимает толк в книгах, Евдокия Филипповна принялась читать рассказы. Они ей не понравились, потому что пробуждали тревогу, мучили незавершенностью судеб. Едва заинтересует чья-то жизнь, только завяжется тугой узелок — и вдруг нитка обрывается. Словно автор сам растерялся, взглянув в открытую им глубину, и, вместо того чтобы ответить на твои вопросы, сам спрашивает: а что все это означает? Как жить дальше?
Другое дело книжки, где все описано обстоятельно, последовательно и где с самого начала можно догадаться, что при всех невзгодах, где-то там, после четырехсотой страницы, все сложится хорошо. Евдокия Филипповна в отличие от некоторых нетерпеливых читателей в конец книги не заглядывала, она пыталась сама догадаться, проходя долгий путь к сияющим вершинам.
Независимо от того, как складывались обстоятельства, свои симпатии она неизменно дарила героине повести или романа, хоть не всегда была права. Но автору в этом никогда не уступала. Если героиня делала неверные шаги или позволяла себе грубое слово, Евдокия Филипповна шепотом укоряла ее, сама просила прощения у других персонажей, веря, что с течением времени высокие и чистые чувства в душе героини непременно победят.
Случалось, однако, что, при всех надеждах, книжка, которая обещала Евдокии Филипповне доброе знакомство и счастливую развязку, кончалась грустно. Это становилось для нее чуть не личным горем. Чувствовала себя обиженной. Не могла понять, как автор мог бросить людей на произвол судьбы в трудную минуту. Тревога мучила ее до тех пор, пока сама мысленно не переделывала окончание книги так, как подсказывало ее доброе сердце.
И тогда уже не так чувствовала усталость после долгой однообразной работы. Легче становился шаг. Вот уже и дом. Переступив порог своей комнаты, Евдокия Филипповна прежде всего поворачивала колесико радиоприемника. На несколько минут. Соседи к этому привыкли.
У нее были хорошие соседи.
Второй год рядом с ее комнатой жили двое молодых людей, для которых весь мир был окрашен в розовый цвет. А в третьей комнате тихо доживали свой век старик и старуха, к которым один или два раза в год заглядывали взрослые дети.
Как-то молодая соседка спросила Евдокию Филипповну:
— Вы, вероятно, очень любите радио?
— Нет. Не в этом дело.
И ничего не объяснила.
А старенькая соседка, та могла понять, сказала:
— Раньше приходила — немые стены. Пусть хоть какой-нибудь голос встречает.
Поглядывая на часы, она быстро хлопотала в комнате и на кухне. Прибирала, стирала, варила, — много ли одной нужно? Потом наставали лучшие часы — книжка и тихий долгий вечер.
Порой впечатление от прочитанного наполняло ее таким волнением, что она должна была с кем-нибудь поделиться. Для этого служили обеденные перерывы, когда работницы рассаживались кучками возле столов, уплетая бутерброды с горячим чаем. Уловив минуту, Евдокия Филипповна начинала рассказывать прочитанное в книге. Иной раз она не успевала кончить, тогда самая молодая в их бригаде, веселая болтушка Наталка объявляла: «Вторая серия завтра в двенадцать часов…» И на следующий день Евдокию Филипповну уже торопили: «Ну и что ж она сделала после этого?» Чем длиннее была история, тем она казалась слушателям интереснее. Если Евдокия Филипповна не успевала закончить и на второй день, то терпеливо ждали и «третьей серии». А уже потом дружно осуждали обидчиков и радовались, что жизнь дала хорошим людям все, чего они хотели.
В эти минуты Евдокия Филипповна чувствовала себя счастливой. Находила единомышленников, с которыми щедро делилась найденным сокровищем.
Так было, пока в мастерской не появилась новая работница, которая с первого дня обратила на себя внимание тем, что с каким-то странным неистовством ее зеленоватые глаза словно впивались в шитье. Казалось, она ненавидела раскроенное платье, и если не могла острыми ногтями разорвать ткань в клочья, то подставляла ее под удары иголки, шепча накрашенными губами: «Так тебе и надо…»