— Чо-о-о… Т-т-ты, — послышалось ей.
Вздрогнула и уже не могла сдержать дрожи. Резким взмахом руки согнала слезы, вглядываясь в мужнино лицо. Может, только почудилось, но в его глазах сквозь полосу тумана увидела живое беспокойство.
— Михайло, это я, я, — вырвалось у нее радостное и испуганное.
— Т-ты… пла… плач… — Каждый хриплый звук давался ему с большим усилием.
И не столько эти с таким трудом произнесенные обрывки слов, как тревога в его взгляде убедили Ольгу, что он не бредит.
— Ой, Михо! — судорога сжала ей горло. — Ты меня узнал?
Болезненная гримаса искривила его лицо. Смотрел на нее с укором и недоумением.
— Чо-чо-м… Пла?..
— Нет, нет! Чего мне плакать? — заулыбалась сквозь слезы и вместе с тем с опаской произнесла: — Это я, твоя Оля. Узнаешь?
Взгляд больного становился все более недоуменным. Схватила его руку, прижала к губам, целовала пальцы, ладонь.
— Пла-а…ч-чешь?
— Нет, нет, мой родной! Это тебе показалось. Не волнуйся, Михо.
Закрыл глаза, лицо снова стало неподвижным. Ольга замерла. Перебарывая страх, вымолвила тихо:
— Успокойся, усни, — и легонько гладила его лоб, виски, навевая сон.
Должно быть, задремал.
Через несколько минут снова вопросительно посмотрел на нее:
— Я… я… упал? — и с укором пожаловался: — Где т-ты б-была?
И устало закрыл глаза.
— Я здесь. Я всегда с тобой. Спи, родной.
Сидела, боясь шевельнуться. Решила сидеть хоть всю ночь, может, скажет еще словечко.
Дежурная докторша, уже знакомая кругленькая ворчунья, чуть не вытолкнула ее из палаты.
— Идите домой. Вам нужно хорошенько выспаться. Часов пятнадцать. Понимаете, это была для него огромная работа. Огромная!
3
Михайло Сахновский выздоравливал. Нелегко.
Надо было снова учиться ходить. Заново учиться говорить.
Сначала с ее помощью сел на кровати, потом оказался в состоянии подняться и постоять минуту, поддерживаемый с одной стороны Ольгой, а с другой — соседом по палате. Затем, держась за ее руку, сделал несколько шагов вокруг кровати. Еще через день прошел до дверей палаты и назад. Наконец вышел в коридор.
— Ты у меня герой! — радовалась Ольга.
Но Михайло нервничал, поглядывал на свои ноги, раньше такие упругие и сильные. Еще не так давно мог легко пройти пятнадцать километров вдоль Каховского канала.
Ольга купила в аптечном магазине палку с удобной опорой для ладони и резиновым наконечником. И тут он разнервничался вконец.
— Ч-то?.. Н-не-мощ-ный с-ста-рик? — стал еще сильнее заикаться.
Ольгу уже предупредили, что частые случаи раздражения — неизбежное последствие этой болезни. Но каждый такой случай пугал ее. Не узнавала своего кроткого Михайла.
— Михо! — упрашивала она. — Это же не потому, что ты немощный. Посмотри, как удобно. Ты станешь такой солидный.
Смеялась. И он, качая головой, покорно соглашался.
— А кроме того, хоть ты и не старый, а все ж таки дед, имеешь внука.
Чувствовала, что несравненно больше, чем физические упражнения, его утомляли другие усилия. Там, в глубинах мозга, шло добытое чуть не ценой самой жизни возрождение иных, высших клеток. Неведомые резервы защитных реакций боролись уже не только за физическое существование, а за полную жизнь, мышление и память.
Ольга часто напоминала о сыне и внуке, он только кивал головой. Теперь спросил:
— В-василь п-пишет?
— Звонит почти каждый день, — радостно ответила Ольга. — Он приезжал, был здесь целую неделю.
Пораженный, он даже голову поднял.
— По-чем-му… н-не за… ходил?..
— Мы приходили. Ты был очень болен.
Успокоила выдумкой.
Увидел. Улыбнулся.
— Что т-т-там?
— Все хорошо. Живы-здоровы. Малыш все про тебя спрашивает.
— М-малыш…
Складки на его лбу стали глубже. Разорванные ниточки, что раньше соединяли его с миром, теперь надо было связывать одну с другой. Это требовало больших усилий, и он то и дело вдруг засыпал на полуслове.
В один из дней он встретил ее не теплом обрадованного взгляда, а испугом и тревогой в глазах.
«О боже! — ужаснулась Ольга. — Опять не узнал».
Склонилась над ним.
— Михайло, чего тебе?
— Т-ты… Хвор-хвор…
— Нет-нет.
— А по-чему… такая?
— Какая? Обыкновенная…
— Т-такая… по-по… — не мог вымолвить слово и страдальчески прикусил губу.
— Похудела? Забот сейчас много. Устала. И почему-то плохо спала эту ночь.