— А это? М-мода… Висок… б-белый?
Теперь по-настоящему засмеялась.
— Думаешь, покрасила? Малость постарела, Михо. Что поделаешь… Это и раньше было, ты просто не замечал.
— Не б-было…
Смотрел, хмурил брови и молчал.
— Не беспокойся обо мне. Я здорова. Главное, скорее поправляйся. И отправимся домой.
— Как мне здесь надоело! — Фразу произнес ровно, не сбился ни на одной букве. — Т-три н-едели…
— Теперь уже недолго, — быстро произнесла Ольга, чтобы отвлечь его внимание от сказанного, спросила: — Хочешь чаю? А может, апельсинового сока?
«Кто ему сказал, что три недели? Кто ему сказал? А что, если узнает на самом деле?»
Врачи теперь увереннее успокаивали. Процесс идет нормально, даже лучше, чем надеялись. Приезжал профессор-консультант и был очень доволен. Они с уважением называли имя профессора, выразительно поглядывая на Ольгу. Должно быть, очень известное имя, однако Ольге оно не было знакомо.
Теперь Михайло часто заводил речь про сына, внука и невестку. Ольга чувствовала, что жена Василия Нина не очень по душе мужу, но вслух он этого никогда не высказывал.
— А от Тор-ряника н-нич-чего? — спрашивал чуть не каждый день.
— Нет.
— Что-о это с Костей? Нап-пиши.
— Напишу еще раз. Сегодня же. — Ольгу радовало, что Михайло помнит и беспокоится об еще одном близком человеке.
Но больше никого не вспоминал, и это удивляло.
— Часто звонит Яков Саввич. Почти каждый день.
— Як-ков?.. Сав?..
— Да. Он и Людмила Владимировна. Передают приветы. Желают скорейшего выздоровления.
Мотнул головой:
— Н-не… знаю.
— Ну как же, Яков Саввич, твой коллега. — И, чтоб не было никаких сомнений, назвала и фамилию: — Залозный.
Шевельнул плечом:
— Н-не… знаю.
Ольга, забыв на миг советы врачей («не подталкивать, не торопить»), взволнованно заговорила:
— Ну как же! Яков Залозный. Ты с ним работаешь вместе уже лет десять. Он столько раз приходил к нам с женой Людмилой. И мы у них бывали. Вспомнил?
Михайло смотрел в потолок. Молчал.
На следующий день сказала про Веру Дашковскую. Часто звонит, кланяется. Очень волновалась, когда заболел.
— В-вер-ра? — проговорил медленно, с болезненным усилием.
— Да, да, Вера Ивановна. Твоя коллега, наша приятельница. — Ольга все-таки решилась еще раз подтолкнуть его память.
— Не-е… — Нахмурил брови. Губы задрожали: — Н-не… н-надо…
— Что не надо, Михайло? — Наклонилась и мягким прикосновением ладони стала разглаживать морщину на его лбу.
Усталость смежила его веки. В тот день больше не вымолвил ни одного слова.
4
Теперь тоже торопилась в больницу, но все было иначе.
Теперь Михайло знал, что это она, Ольга, бреет его журчащей электробритвой, что это она протирает ему шею, грудь, руки одеколоном, поит чаем. Мягкие прикосновения ее пальцев — тоже лекарство.
— Вчера видела в ларьке у обувного магазина ботиночки для Мишутки. Такие маленькие, смешные… — Ольга знала, как приятно ему слушать о внуке. — Пошлю и напишу, что дед купил.
Была человеком долга. Если что кому обещала, нервничала, пока свое обещание не выполнит. Так и сейчас. Обещала Якову Залозному непременно передать Михайлу его сердечные приветы, а также и то, что он, Яков, с нетерпением ждет дня, когда врачи разрешат проведать больного.
Словно между прочим, сказала об этом несколько слов.
Отведя взгляд, Михайло вымолвил через силу:
— А к-кто э-это?
— Ну вспомни! Яков Залозный. Ты с ним всегда… — Спохватившись, прервала речь.
Четырнадцать миллиардов нервных клеток составляют человеческий мозг (прочитала в энциклопедии) — количество, которое невозможно даже представить. Как же важно, неимоверно важно после разрушительного урагана заставить эти фантастические миллиарды работать согласованно, в естественной связи со всем, что человек пережил и знал раньше.
Терпение, терпение.
Вместе с кефиром, печеньем, фруктами приносила иногда и цветы.
Однажды, ставя астры в вазу, которую принесла из дому, Ольга сказала:
— Это тебе от Людмилы Владимировны и Якова Саввича — друзья тебя не забывают.
— От к-кого?
— От Залозного, — ответила, уже смутившись, увидев его напряженное лицо.
— Не н-надо… — сказал хрипло.
— Что не надо?
— Не н-на… — Губы его задрожали. Махнул рукой, сколько было сил, точно хотел сбросить вазу с тумбочки.
Ольга, испуганно схватив цветы, бросилась в коридор. И сразу же, бегом, назад. Сахновский упорно разглядывал что-то на потолке. Когда Ольга мягко сжала его руку, он прошептал: «Ты?..» — и заснул.