«Я ж хотела только чуть-чуть напомнить, — оправдывалась перед собой. — Я же ничего такого не сделала…» Но должна была признаться, что дала себя знать и женская настойчивость — желание добиться своего.
Не могла придумать, что сказать Залозному и Вере Дашковской, ведь звонят чуть ли не каждый вечер. Иногда то он, то она заглядывают и неизменно со свертком. Не взять? Обидятся… Но брать становилось все тяжелее.
Теперь им не терпелось проведать Сахновского. «Лучшее лекарство — это позитивные эмоции, — твердил Залозный. — Я его развеселю. Две-три смешные байки — и он выздоровеет».
Веселый голос, легкие слова. Залозный оставался самим собой.
А Вера Ивановна Дашковская нервничала. «Скажите ему, что я должна кое-что разъяснить… Михайло Андреевич должен знать…» — «О чем?» — «О том заседании». — «Неужто это так спешно и важно?» — спрашивала Ольга. «О, если б вы знали!..»
Тут уж Ольга не могла сдержаться: «У вас в голове заседание? Человек только-только начал оживать, а вы… Тогда приведите в больницу целый президиум, да еще и местком! Организуйте новое заседание».
Дашковская, которая никогда не видела Ольгу в таком состоянии, начала плаксиво извиняться, но все же в конце сказала, что непременно должна объяснить Михайлу Андреевичу нечто очень важное.
Ольга твердо решила: больше ни о ком мужу не напоминать. Вспомнит и сам — не теперь, так позже. Ведь врачи предупредили ее: «Не поправляйте, если в его памяти что-то сдвинется. Имейте терпение. Все станет на свое место».
Терпение, выдержка.
И все же забыла про все советы, когда Сахновский спросил:
— А Рубчак звонит?
Застигнутая врасплох, с удивлением сказала:
— Рубчак? Ты же с ним давно поссорился…
Сердито посмотрел на нее:
— Что ты выдумываешь?
Ольга уже овладела собой:
— Михайло родной, не надо о постороннем. Про нас, про детей думай. Поправишься — и все будет хорошо.
— Да, да, — согласился и все-таки с грустью сказал: — Странно, почему ж Рубчак не звонит?..
Ночью, в часы бессонницы, от которой до сих пор не могла избавиться, во время тяжелого и тревожного ожидания сна многое может прийти на ум. «Что-то не так, что-то не так, — думала она. — Почему Михайлу вспомнился не Яков Залозный, а Рубчак, с которым он лет пять тому назад поссорился и больше не виделся? Речи о нем больше не было. Что-то не так…»
Она не спала до утра и, подгоняемая этими мыслями, бросилась в больницу.
До предела уставший после ночного дежурства врач терпеливо ждал, пока Ольга выговорится.
— Понимаю, вам нелегко. А вы еще выдумываете страхи. — Смотрел на нее с укором, словно говоря: «У нас столько работы, а тут еще с вами возись». — Все идет хорошо. Учтите, больные очень чутки. Ваше нервничанье… Вы поняли?
Она кивала головой: «Да, да…»
Однако ночная тревога не забывалась. «Может, это он только по профессиональному долгу? Врачи всегда успокаивают, уговаривают, поучают».
Но другой голос говорил: «И ты еще можешь роптать? Ведь и правда самое страшное позади. Михайло на тебя смотрит, он говорит, его пальцы ищут твоей руки. Всю свою жизнь должна быть благодарна врачам. А ты…»
Был чудесный сентябрьский день, за больничной стеной такой тихий, что казалось, слышно кружение увядших листьев, падающих с деревьев.
Ольга легко одолела крутую горку, но на этот раз Сахновский, увидев ее, помрачнел. Ольга кинулась к нему.
— Что с тобой?
— Ты… Ты скрыла от меня.
— Михайло! Я же ничего…
— Скрыла. Я т-тут п-почти два месяца. — Смотрел укоризненно и испуганно. — С начала июля… П-прошло…
— Но ведь это такая болезнь! Пойми… И ты уже выздоравливаешь, выздоравливаешь. — Сидела возле кровати и гладила его руку. — Что поделаешь?.. И совсем не скрывала. Ты не спрашивал, а мне самой не было случая говорить об этом.
Замкнулся в себе.
Немного погодя спросил:
— И т-ты каждый день б-бегаешь?
— Мне не трудно. Я с радостью…
— Трудно, — раздраженно перебил он. — Р-раз в неделю.
— Михайло!
— Я сказал! — Он тяжело вздохнул. — Два месяца. Боже мой…
— Не волнуйся, Михо. Умоляю тебя. Что эти месяцы? Помнишь, я тоже долго болела. Ну и что? Забылось. И про это постараемся забыть. Уже скоро домой.
— Домой, — с грустью повторил он. — Забери меня домой.
— Врачи говорят: скоро.
— Изменилась ты…
— Скажешь! Здорова, бегаю. Вчера в парикмахерской была. Видишь, модная прическа.