— Пускай живет своим умом.
— В том-то и горе — больно умные…
— Вот возьму да и махну к ним. Хоть погляжу, что там за невестка.
— Он должен первый! Он…
— Первый, второй… Осточертело мне все это.
Она одевается, ворожит перед зеркалом. Пудра, помада. Батарея душистых тюбиков. Кто скажет, что уже полсотни минуло?
— Ну я пошла. Надо что-то и на обед…
Хлопнула дверь. Но через десять минут Моторнюк снова тут. Газет нет.
Он знает, что день будет тянуться долго. Но в семь какое-то совещание. Как ни крути — надо дождаться семи. А газеты? Да принесут их, черт побери! Прочитаю, и на воздух. Потом обед. А там уже и семь недалеко. Кто он, этот молодчик? Зовут, просят. Встревай, учи уму-разуму. А почему? Распустились — в этом все дело…
Моторнюк смотрит на часы — до семи еще далеко.
2
Утро начинается с телефонных звонков. Эта штуковина нет-нет да и зальется звоном-хохотом.
Коржиха только и знает, что из кухни к телефону и обратно. Коржиха! Так уже издавна. Сначала — в шутку. Двадцать стукнуло, когда стала Коржихой. А потом — уважительно и для всех привычно.
Голос у нее со смешинкой, со звоночком. Приглушенное и более мелодичное продолжение телефонного звонка.
Трубка в ее руках на ее голос отзывается вопросом: «Это дочь полковника Коржа?» — «Нет, жена…» Наступает пауза. Высокого седого полковника знают. Кто, услышав ее звонкий голос, поверит, что и у нее седая — или, как кто-то сказал, серебряная — голова? Коржиха усмехается: «Конечно, думают, что молоденькая… Не потому ли женщины больше одного раза не звонят?»
Снова — динь-динь.
— Я слушаю… Степана Андреевича нет дома… Не могу сказать…
Наконец приходит Корж. Тяжелая палка знает свое место — на гвоздь. Шляпа — кто их выдумал! — на полочку. Одним рывком сбрасывает плащ. Разувается. Словно цепи упали с ног. Мягкие домашние туфли — и сразу становится легче.
Одного взгляда Коржихе достаточно, чтоб оценить ситуацию. Главное, ни о чем не спрашивать.
— Как ты долго сегодня! — звенит Коржихин голос. — А телефон разрывается… Сорок пятая школа. Интернат. Общежитие. Чего это они? Да еще эта ваша комсомолка со стажем… Очень просила к семи. Какое-то там совещание-заседание. Ветераны ей нужны. Мне, говорит, двух-трех полковников прямо до зарезу нужно… Такая смешная…
Корж молчит. Только ни о чем не спрашивать и сразу же завтрак на стол.
Так с давних пор. Не одна баталия угасала в самом зародыше вследствие испытанной тактики молчания и ожидания.
А главное — не расспрашивать. Потому что скороспелыми вопросами можно вызвать огонь на себя. На собственном опыте Коржиха пришла к выводу: знание воинской тактики необходимо не только полковникам…
Она и на этот раз не ошиблась. После завтрака он заговорил. Теперь слушать и — упаси боже! — ни словечка, пока окончательно не выговорится.
— Так вот про этот самый «Запорожец» для инвалида. Три месяца вертится карусель. Бумажки. Инстанции. Резолюции. Еще одна справка. А безногий ждет. Собственно, ноги у него есть. Неподвижные. А когда человеку тридцать пять — это трагедия. Так вот коляска… Хоть какая-то иллюзия движения… Наконец сегодня я попал. Месяц добивался приема. Министерство. Над всеми собесами собес. Коридоры и двери. Двери обыкновенные. Двери особо важные. Должен проникнуться священным трепетом. Вхожу. Сажусь. Говорю. Бумаги перед ним. Подложены, пронумерованы. Чего еще нужно?.. Спрашивает: «Права водить машину получил?» — «Какие права? Калека… Машину будет водить жена». — «Ах, жена!.. Выходит, это для жены?» И уже отрицательный жест, и уже взглядом подталкивает меня к этим блестящим дверям. А я сижу. И молчу. «Кто вас уполномочил хлопотать за него?» — спрашивает. Как ему это объяснить? «Собственная совесть». Пожал плечами. Не понимает. Смотрим друг на друга. Такого ему еще не приходилось слышать. Ладно. Послушает еще одну вещь, тоже в первый раз. Я, между прочим, еще когда переступал порог, подумал об этом, а теперь решил сказать. Смотрю ему в глаза и говорю: знаете, мне понравился ваш кабинет. И этот монументальный стол, и ковер, на котором он стоит. И кресла. И мраморный прибор с чернильницей. И телефоны на отдельном столике — белый, зеленый, черный… Впервые вижу зеленый телефон! Если б еще здесь, на столе, рулончик туалетной бумаги… Это б напоминало вам, что вы такой же человек, как и все.
Коржиха всплеснула руками. Как молодо звенит ее смех! И вдруг испуганный шепот:
— Слушай, Степа, ты ж погубил все дело. Теперь он…