Рыцарь хмурился и сжимал кулаки, стараясь не дать страху взять верх. Мазранг прямо голой рукой снял с палки котелок и подошел к воину. На почерневшем лице были видны одни глаза. Они светились нечеловеческой желтизной. «Терпи», – прохрипел он. Зачерпнув ладонью кипящую жижу, он плеснул её на лицо отшатнувшегося воина: «Глаза закрой, выжгет».
Боль действительно была адской. Все тело пронзило раскалеными иглами. Велигор застонал. Волна страха захлестнула его. Он попытался вскочить, чтобы бежать из этого круга боли и темноты, но не смог справиться с мгновенно ослабевшим телом. Он начал заваливаться, но чья-то рука поддержала его. «Терпи!» – прорывался к нему искаженный голос. Душа, наконец, покинула опостылевшее тело. Он с удивлением смотрел на себя, лежавшего на траве; на страшного черного человека, трясшего его за плечи, и кричащего: «Вернись, Велегор, вернись!». Вдруг он опять почувствовал своё тело и увидел перекошенное лицо Мазранга перед собой. Боль отпустила. Ему нестерпимо захотелось спать. Больше он ничего не видел.
Когда страшная кутерьма вокруг костра утихла, туда прихромал Сезаниум, с трудом держа на руках дрожавшего ребенка. На измятой, вытоптаной траве лежали два измученных тела. Отставной копейщик покачал головой: «Ты, смотри – спят!». Он опустил мальчика на землю и взяв валявшийся рядом плащ рыцаря, свернул его и попытался подсунуть под голову Велегора. Вдруг он отпрянул. Вместо раны на лице воина, закрывая голые кости, растеклась серая жижа. Стараясь не прикоснуться к ней, он аккуратно уложил голову рыцаря и поднялся.
Потом нехотя подошел к Черному. Мальчик обняв себя руками за плечи, стоял у тела отца и горестным взрослым взглядом глядел на него. Спящий Мазранг, выглядел совсем не страшно. «Пойдем, пусть спят», – хромой обнял мальчика и попытался увести от спящего чернокнижника. Но тот вывернулся и остался стоять. «Ладно, сейчас». Он подошел к телеге и найдя какой–то мешок, вернулся. «Вот, видишь, теперь и ему хорошо – он уложил голову желтоглазого на мешок. – Пойдем, нам тоже надо поспать».
Первые солнечные лучи подзолотили край легкого размазанного облачка. Само светило еще не вышло из-загоризонта, но небо уже ожило и расцветилось красками приходящего дня. Проснувшийся первым, старый солдат, поправил край плаща, укрывая посапывающего малыша. Кряхтя, он поднялся и сбивая росу, отошел в сторону. Справив нужду, направился к костру. Серая, шевелящаяся от тихого ветерка зола покрывала прогоревшие угли. Над костром подымался легкий парок, показывая, что где–то внутри еще живет тепло.
Оба мужчины, лежали так, как он вчера уложил их. Сезаниум забеспокоился. Подойдя к лежащему ближе чернокнижнику, по ровному дыханию убедился – спит. Подходя к рыцарю, еще с далека мазнув взглядом по заствышей фигуре, он понял – что–то не так. Однако, лишь подойдя почти вплотную, сообразил, что именно. Лицо!
Ветеран упал на колени, и наклонился к самому лицу Велегора. Все ещё не веря своим глазам, он протянул руку и коснулся порозовевшей от сна, с выступившей щетиной, щеки воина. Ещё вчера, на этом месте была отвратительная мокнущая рана. В тот миг, когда Сезаниум прикоснулся к бышей ране, воин открыл глаза, и перехватил руку, постаравшись сразу, выкрутить и заломить её. Но, увидев, кто это, он виновато разжал кулак: «Что случилось, солдат?» Тот не смог найти слова, и лишь тыкал пальцем в лицо рыцаря. Князь схватился рукой за щеку. Его словно подбросило пружиной. Не веря, он всё гладил и мял щеку, и что–то тихо шептал, ходя взад и вперед у потухшего костра.
Князь сидел у, вновь весело потрескивавшего костра. Он собрался, и уже ничем не показывал, как поражен результатом колдовства. Лишь иногда, рука помимо воли рвалась ощупать новую плоть, а язык так и, нырял за зубы пробуя щеку на вкус. Чёрный продолжал спать. Сезаниум хотел поднять его, но Велегор остановил: «Пусть выспится». Мальчик с чашкой в руке сидел у головы отца. Ел кашу приготовленную ветераном. Израненый солдат вообще оказался мастером на все руки. Сейчас, сидя у костра, на своем седле, он выстругивал маленькую ложку для мальчишки. Он ничего не говорил, но иногда косился на князя. Тот читал в его взгляде немой вопрос: «Как же, мне, теперь, к тебе относиться?»
Велегор, наверное, впервые в жизни находился в таком раздвоенном состоянии. Еще вчера казавшееся абсолютно верным решение, сегодня таким уже не казалось. Князь, через силу признал – ему не хочется казнить Чёрного. Дело было, не в благодарности за возвращенную жизнь. Он предупредил, что торговаться за это не будет, и твердо стоял на своем. Но, взглянув, на худенького мальчишку, на его грустное недетское лицо, Велегор смущенно отворачивался. Ведь он все понимает. Они не слишком берегли его уши, решая судьбу отца.