- И что он тебе сделал? – я снова повернулся к Стивену. – Только не говори, что он упрятал тебя в тюрягу в твои лучшие годы за мелкое воровство.
- Нет, я никогда таким не занимался, – плечи чуть дернулись. – Он…
- Давай так, – я взял пульт и выключил телевизор. – Тебе легче? Можешь мне рассказать, чем он тебе насолил?
- Это долгая история. И вы вряд ли мне поверите, – но парень был на грани. Он готов был излить мне душу, и я не собирался упускать необычную историю, так и плывущую в руки.
- Чтобы поверить, мне нужно ее услышать, ведь так? – чуть-чуть надавил я. – Расскажи, станет легче. Ведь ты наверняка носил в себе эту тайну долгие годы.
Это его добило. Он отпил воды и тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. Я буквально видел, как складывается в его голове предстоящий рассказ.
- Родители умерли рано, и я вместе с сестрой оказался в детском доме. Нам через многое пришлось пройти, но мы никогда не бросали друг друга. Сестра была младше на два года, но всегда защищала меня. Я по натуре тихий и не люблю конфликты, но в таких местах их не избежать. Мы оба мечтали о том, что когда-нибудь у нас будет нормальная семья, где мы могли бы жить, строили планы, мечтали… И когда нам сказали, что появился человек, решивший взять над нами опеку, мы несказанно обрадовались, – Стивен вздохнул. – Как оказалось, зря. Этим человеком оказался Крейг Беррингтон, тот самый, кого сейчас показывали по телевизору.
Я потрясенно смотрел на него, не в силах перебить. История разворачивалась интересная, да еще и полная компромата, и такое я никак не должен был пропустить.
- Поначалу все было прекрасно: огромный дом, отдельная комната, выполнение любых наших желаний и капризов… Но Эми сразу же не понравился наш приемный отец, она даже хотела сбежать, чтобы не попасть к нему в дом, но я ее остановил. Убедил в том, что он не такой плохой, каким показался на первый взгляд, тем более, всегда помогал детским домам и интернатам, жертвовал крупные суммы, более того, помогал пристраивать детей в семьи… Как такой человек может быть плохим? – Стивен закрыл лицо руками. – Боже, как я ошибался.
Все началось, когда затихла шумиха, связанная с нашим приемом в семью Беррингтонов. Сначала это были таблетки, которые давали нам под предлогом, что в детдоме нас плохо кормили, и поэтому мы заработали кучу болезней, хотя раньше мы на здоровье не жаловались. Эми попросту их выплевывала, пряча за щекой, и я следовал ее примеру, хоть и не до конца понимал, что в этом плохого. Тогда я еще смотрел на мир через розовые очки и искренне полагал, что приемный отец хочет нам помочь. Когда же выяснилось, что таблетки не помогают, отчим задал нам серьезную взбучку. Это был первый раз, когда он ударил меня. Не по лицу – это бы отразилось на его репутации. В живот. Эми бросилась к нему и укусила за руку до крови. Он завизжал и тряхнул рукой, сбрасывая ее, как надоедливого щенка.
Следующие три дня мы провели отдельно друг от друга, в наказание за все произошедшее. На четвертый день, рано утром ко мне вошел Беррингтон. С ним был еще один человек, он нес поднос, на котором лежали какие-то инструменты. Как только я это увидел, внутри у меня все похолодело. Я дернулся к двери, но был отброшен на кровать. Липовый врач уселся на меня сверху, чтобы удержать – так сильно я брыкался. Затем ткнул в меня иглой шприца.
Никакими словами не описать, что со мной тогда было. Меня выворачивало наизнанку, ломало кости, я корчился в непередаваемых муках, а наш приемный отец задумчиво наблюдал за всем этим и указывал человеку в белом халате, что записывать в большом синем блокноте. После того случая им удавалось еще несколько раз вкалывать мне что-то, и каждый раз реакция была разной. И каждый раз за мной наблюдал тот странный доктор с синим блокнотом. К Эми же они даже подходить боялись, и она снова стала моей защитницей, как и раньше.
- Может быть, вы боялись его из-за шрама? – робко проговорил я. – Говорят, Беррингтон получил его, когда катался на велосипеде. Его полоснуло по лицу веткой…
- Вранье, – отрезал парень. – Полнейшее. Порез ему оставила Эми, когда все эти издевательства только начались. Крейг пытался к ней приставать. К пятнадцатилетней девчонке! Она полоснула его ножом, который всегда носила в рукаве.
Этот кошмар продолжался почти год. Немалых трудов нам стоило выжить. Мы наловчились избавляться от таблеток, научились отбиваться от уколов… Бить нас сильно не смели – дети высокопоставленных чинов всегда под прицелом телекамер, и малейший синяк мог стать причиной скандала. Но мы ничего не могли рассказать о зверских экспериментах – нам бы попросту не поверили. Наш мир так устроен, что детям, а особенно подросткам, верить нельзя. И однажды мы просто… – он замолчал, кусая губы.