Я сжала руки на коленях в кулаки. Вот стерва.
— Значит, это она устроила аварию и просто сбежала? В этом мире нет проклятия, достаточно сильного для таких, как она.
— Это ещё не всё. Она уехала только после того, как другой водитель подал на неё в суд, и мы обанкротились, выплатив компенсацию.
— Погоди, что? Другой водитель подал в суд на твою мать?
— Да. Это она была виновата в том, что произошёл несчастный случай, и он хотел нажиться на этом.
— Какой негодяй.
— Не больше, чем моя собственная мать, которая бросила нас в беде, которую сама же и создала. Она развелась с моим отцом и нашла новую семью. Больше мы о ней ничего не слышали.
Я сжала кулаки, чувствуя, как во мне закипает гнев.
— И она даже ни разу не позвонила, чтобы хотя бы проведать Элая?
— Нет.
Она не была матерью. Она была просто эгоистичной сучкой, которая сбежала, когда её семья нуждалась в ней больше всего, после того, как они заплатили за её ошибки.
— И так будет лучше, — добавил он. — Я не хочу иметь с ней ничего общего. Насколько я понимаю, её не существует.
— И тебя это устраивает?
— Да, — сказал он, и в его голосе не было ни капли раскаяния или желания увидеть мать.
Я осознавала, что он пережил это, и это вызывало восхищение. Но в то же время было грустно видеть, что он не может рассчитывать на поддержку собственной матери. Я взглянула на него, ощущая непреодолимую потребность быть рядом с ним и попытаться сделать его прошлое более счастливым.
Он всегда производил впечатление человека, который обладает всем, словно восседая на троне на вершине мира. Однако на самом деле его шрамы были слишком глубокими, как и мои. Он жил за маской, которую использовал как щит от мира. Я была более чем знакома с этой тактикой.
Мы были так похожи. Такие разные, но в то же время такие похожие, что я не могла не почувствовать себя ближе к нему. Я глубоко вздохнула и закрыла глаза, снова балансируя на грани, которая определяла мою уязвимость. Один неверный шаг, и я могла бы упасть в бездну.
— Теперь ты понимаешь, почему я не могу доверять девушкам? Если моя собственная мать могла так поступить со своими детьми и мужем, то что может сделать какая-то случайная незнакомка? Я не могу открыться никому.
Я не могу доверять. Не могу никому открыться. Я словно слышала себя.
Он был мной. Я была им. У нас обоих были свои шрамы.
— Но сейчас ты открываешься мне, — тихо сказала я.
— Я думаю… я думаю, что да, — ответил он с удивлением в голосе.
Он начал рисовать ленивые круги на моём бедре, и от этого прикосновения по всему телу пробежали мурашки. Я затаила дыхание, размышляя, стоит ли мне позволить ему продолжать, но затем он удивил меня ещё больше, спросив:
— Ты не против?
Он нарисовал ещё один круг, на этот раз чуть выше, и, черт возьми, это было слишком приятно. Я прикусила губу.
— Нет, — прошептала я, не в силах сдержать свои эмоции. Мне хотелось, чтобы он прикоснулся ко мне чуть ближе, совсем чуть-чуть. Я была настолько поглощена своими чувствами, что не могла поверить в свою реакцию.
Он словно прочитал мои мысли и, учтя мои желания, переместил руку на дюйм выше, где она задержалась на несколько мгновений, прежде чем снова опуститься и остановиться на моем колене. Разочарованная, я прикусила губу.
Я посмотрела на звездное небо и задала вопрос, который мучил меня:
— Раз уж мы начали откровенничать, ответь мне на один вопрос, который волнует меня больше всего — почему ты ведёшь себя так неподобающе?
Он долго молчал, прежде чем ответить. Его дыхание стало тяжелым, и он произнес:
— Это сочетание слишком многих факторов.
— Например?
— Я чувствую себя потерянным, тревога охватывает меня. Я злюсь на весь мир за то, что он такой несправедливый. Мне пришлось повзрослеть и взять на себя ответственность за всё очень быстро, и я не могу просто расслабиться и найти себя. Думаю, мне просто нужен был способ выразить всё это.
— То есть, по сути, ты наказываешь других людей, потому что твоя жизнь кажется тебе несправедливой? — Спросила я более резко, чем собиралась.
Он отстранился и посмотрел на меня.
— Ты снова собираешься нападать на меня из-за этого? Я знаю, что был неправ.
— Я не буду. Просто… мне это не нравится. Ты набрасываешься на других, потому что твоя жизнь несправедлива, но то, что ты делаешь, тоже несправедливо. Я имею в виду Элая. Над ним издевались из-за того, что он был парализован. Разве этого недостаточно, чтобы получить пощечину от жестокой реальности?