Лицо его больше не казалось дьявольским, и не выражало ни ярости, ни отчаяния, ни боли. Лишь смирение. Дракон умирал, и ярость его умирала вместе с ним. Огненные всполохи превратились в жалких медленных червяков, истончились и больше походили на тонкие оранжевые нити, постепенно совсем отмирая. Что-то шевельнулось в Раде. И это чувство было чем-то похоже на то, что она испытала, когда вырвался у кого-то из сарая ополумевший от гона бык. Пока он носился по улицам, затоптал и поднял на рогах дюжину человек. Да только когда его убивали, зверь страдал и мучился не меньше любого безобидного барашка. Кровь тоже медленно, но безвозвратно уходила из его тела в сухую землю, как сейчас из Дракона. И бык тот становился все спокойнее, пока вовсе не уснул насовсем. Рада, еще девятилетняя, видела все, что сотворил этот зверь. Но в тот вечер плакала навзрыд над ним, потому было жаль его страданий и боли.
В руке, той что разрезал почти до кости какой-то острый камень, которым девица запустила в Дракона, пульсировала вена, выталкивая тёмную кровь. Но с каждой минутой она вздрагивала все тише и тише… Невеста приутихла. Ее больше не радовала победа над Драконом.
Совесть зашевелилась в душе. Та самая, которая пресекала многие ее поступки, не давая сделать того, что действительно хотелось. Ну зачем мне спасать его? Он же все равно испепелит, как только наберется сил. Он же изверг и монстр! Но он ведь тоже живой. Ему больно, он умирает. Помрет – будет всем лучше. Скольких он жизни лишил в страшных муках! Не мне судить о поступках других. Каждый человек может заслужить прощение. Он НЕ человек, он – ДРАКОН! Ему больно… А вдруг это колдовство? Вдруг он не хочет делать того, что ему предписано, как не хочу я быть простой девкой-хозяйкой да работницей? Пусть умрет, всем только лучше будет. А совесть моя стерпит ли? Моя – да! Поглядим… Как на себя смотреть-то потом буду? Была косая-костлявая, а теперь - душегубицей стану! За спиной Рады словно бы стояли двое в ее обличье и обсуждали, как поступить.
Она последний раз бросила взгляд на умирающего Дракона. Нет, совесть не стерпит. Не стерпит… Дочь лекаря никого умирать не оставит! Даже Дракона! Не для того она книги о добре и правде читала тайком ото всех, не для того по лесам ходила лечебные травы искать. Она может сделать это, значит - спасёт его. Рада тяжело вздохнула, стала рвать остатки своей рубахи. Девица перевернула Дракона на спину, быстро перемотала его руку и голову, чтобы хоть как-то остановить кровь, а потом побежала по воду, сняла повязки, промыла раны, еще раз перемотала их.
Морская вода промывает на славу, а пресная била крохотным ключом прямо перед выходом к морю неизвестно откуда, из недр серого камня.
Поэтому девица быстро справилась со своим лекарским долгом пред умирающим. Она бы с радостью остригла слипшиеся от крови волосы на его голове, но было нечем.
Даже острого камня под рукой не нашлось, поэтому ей пришлось промыть волосы и голову Дракона, а после – замотать все наспех выстиранным куском своей рубахи. День вовсю палил солнечным светом с безоблачного голубого неба, но лучи светила едва-едва проникали в небольшую пещеру, где лежал Дракон. Там было сыро, очень неуютно и по-зимнему холодно.
Посидев возле него недолго, Рада вышла наружу, к небольшому ключу. Умылась, попила и взглянула на своё отражение. Ещё больше осунулась, лицо теперь – хоть режься, острое.А рубаха-то….Стала лишь постыдным подобием одежды. Теперь открывала все плечо и ноги выше колен! - Срам-то какой, - Рада неумело одёрнула полы и вымыла обожжённые драконьим огнём волосы. Хоть плачь – от косы ничего не осталось: одни локоны торчали чуть ниже подбородка, а самые длинные – кончиками едва доставал до плеч. А что поделаешь? Заново отращивать – для этого выжить надобно. Рубаху жалко. И время потерянное: Рада с грустью взглянула на утёс, у которого сиротливо жались обломки погибших кораблей.
Прилив совсем закончился – и думать нечего, чтобы какую-нибудь посудину на воду спихнуть. Остаётся другого дня ждать. А как тут ждать, когда каждый миг на счету: вдруг изверг проснётся и станет её искать? Но что не отдашь, чтобы спасти невинную жизнь… Невинную? Ну-ну… Да любую жизнь! Жизнь – это дар, ее надо беречь! И в себе, и в других. Может, и Дракон тому научится. - Научится он. Держи карман шире! – буркнула девица и по острым камням побежала вниз. Туда, где зеленели таинственные редкие рощи чудных деревьев и ярких цветов. Диковинный остров был домом Дракону. Диковинный, как сам Дракон…. Там росли и травы, о которых Рада в заморских книгах читала, и плоды, слаще любого мёда в их поселении. - Да уж. От голода я не подохну. Не дождёшься, гадина летучая, - набив рот до отказа яркими сладкими съедобными ягодами, девица продолжила рассматривать растения, буйным цветом разросшиеся на удивительном острове. Жара кругом была такая, какой и летом не бывало в её родной стороне, а море – тёплое, ласковое! - Вот отсюда и поплыву в заморские города. Что мне родное поселение? Поплыву, - глядя на горизонт, за которым клубился густой туман, Рада утолила голод и хотела было вернуться к раненому Дракону, но вдруг на пути своём увидела широкие листья, которые были в одной старинной книге нарисованы. Там сказано, что надо их растереть и к ранам прикладывать. Тогда они на себя всю хворь перетянут. Только в студёной земле, где Рада жила, этих диковин отродясь не бывало. Зато теперь – вот они. - Везучий ты, ящер, - она вбежала в пещеру, помахав над своей головой сорванными листьями, как будто Дракон мог их видеть. Но он по-прежнему лежал без памяти, хоть и был не так бледен. Острым камнем девица растёрла листья в кашу и сначала опробовала их на своих раненых ногах, что порезала, когда по камням бегала. Помогло! Тут же саднить и болеть перестало! - Значит, и тебе поможет. Не пужайся – и не таких выхаживала, - она, конечно, никого не выхаживала, да только отец всегда так приговаривал, когда особо больных лечил. И они ему верили. И выхаживались.