Откинула крышку и глянула на отражение своё в воде. - Ну и что, что кривая. Все, как я гляжу, шибко прямые ходят, - пробурчав это, Рада набрала сначала одно ведро, потом – второе. Злость и обида всё не находили выхода. Что ж это за доля такая: говорят, некрасивая она, да неумелая. Неужто все должны с белыми косами ходить коров доить?! А коли она кому скажет, что грамоте обучена, что травы лечебные и съедобные коренья знает, и в лесу поэтому не пропадёт?! Всё одно – дурна собой да не хозяйственна. Ничего, видно, людям другого не надо…. - И ладно. Живи, как дура. А я не буду. Вернётся батюшка – в ноги ему кинусь и в город пойду. А ты живи тут. Дура. ДУРА!!! – она круто повернулась, прокричав это в сторону своей избы, но вдруг последний звук замер в горле. Прямиком на дорожке следов Рады между избой и колодцем стояла чёрная жрица… - Чего тебе? Ворона старая! – их никто в поселении не жаловал, поэтому и Рада не испугалась, а разозлилась. Старуха оглядела её с головы до пят, клацнула зубами, покачала головой и поплелась к Ритуальным Столбам. - Чудно оно получается…Да только ничего не поделаешь… - пробормотала она. - Дура старая, - девица подхватила коромысло и пошла к избе.
***
Матушка не запрещала ей выходить из дому. Не боялась, что Раду в Невесты возьмут: туда только красивых берут да работящих. Каждый вечер из леса девица домой возвращалась. А сестра расстраивалась: лишний рот так и останется при них. Но не по злобе говорила. Ведь знала, что не возьмут её, такую. Поэтому девица могла свободно разгуливать по поселению, но обычно уходила бродить в заснеженный лес. В то утро как назло матушка велела сидеть и прясть: это дело Рада ненавидела, но противиться материнской воле перед возвращением батюшки не решилась.
Хмурая и молчаливая, она сидела у окна с пряжею, вконец спутав её когда дверь распахнулась, и вместе с морозным воздухом в их дом вошли двое мужиков вместе с одной чёрной жрицей. Старшая сестра застыла, держа ребёнка на руках, матушка – испуганно повернула голову в сторону вошедших.
Обычно они назывались и говорили, с чем пришли: с доброй или худой вестью, но тут – молчали. Да и не надо было говорить ничего: все знали, к чему такие гости являются. - Ой, да почто ж вы меня от семьи отрываете?! Какая ж я вам невеста – семерых детей народила! – кинув младенца в люльку, толстая девка рухнула на пол, начав сотрясаться в рыданиях. Матушка вторила ей, простирая руки к вошедшим. Мужики поглядели на них, потом переглянулись друг с другом, глянули на старую жрицу и пошли…к Раде. - А…Куда… - веретено, пребольно уколовшее длинный палец, упало на пол, когда её взяли под руки и поволокли к двери. Она ещё не успела испугаться, что сестру берут в Невесты, как вдруг новая напасть: она– Невеста. Рада! Не может такого быть!
Мать и сестра застыли, даже слёзы на их лицах – и те течь перестали. В полной тишине Раду выволокли из дома, но она почему-то всё никак не боялась. Из домов выбегали люди: - Последняя! Последнюю нашли! – кричали дети. - Ты чего болтаешь?! Не видишь: Радку тащат! Учудила чего, поди! Сейчас плетьми отходят, да домой! – взрослые давали детям подзатыльники, когда приглядывались и видели рядом со жрицею Раду. - А куда меня?! Я ничего не делала: почто меня волочёте?! - Молчи, дура! Доля твоя такова, - с серьёзным видом сказал один из мужиков. - Какова «такова»? Белены объелся? Ты ж меня от пряжи оторвал, синяя твоя рожа! Ну куда… - Подожди…Подожди… - Рада замолкла, когда увидела бегущую за ними бледную мать. Слова не срывались с языка, словно ей не хватало воздуха, а ноги – то и дело подгибались. В этих простёртых руках, в этом необъятном страхе было что-то знакомое…До боли, до ужаса. То самое – от чего Рада, бывало, просыпалась ночами в холодном поту, но не могла вспомнить, что же являлось ей во снах. Вот оно….
Избрана!
- Не надо!! Куда мне в Невесты! Двадцать лет, приданого нет! – она упиралась длинными ногами в снег, и становилась похожей на паука, но ничего путного из этого дела не выходило: мужики всё равно были сильнее. На улицах стало тихо: с ужасом люди смотрели на Раду, осознавая, что она и есть –
последняя.
- Пустите…вы…её…На что она… - тихие слова матери были похожи на стон, но при этом именно они нарушали тишину, когда Рада перестала кричать. - Да не нужна никому твоя непутёвая, - хрипло засмеялась чёрная жрица. – Чай, не слепой Он. У нас вон каких три красавицы. Не возьмёт её никто – будь спокойна. По обычаю так положено. Ступай. Ступай домой. - Не надо! Пустите! – Рада упиралась, даже когда уходящая матушка скрылась из виду. Уже в Святилище она клялась, что, хоть и на выданье, но нечиста уже…