— Мама, но как?
— Было сложно, — вздохнула женщина, — знаешь, все эти почтовые фургоны, нам постоянно приходилось менять лошадей.
— Мама, что ты городишь?
— А ты? — невозмутимо проговорила Людмила. — На самолёте, конечно. Риелтор нашла покупателей на нашу квартиру. Можно оформлять сделку, поэтому спешно пришлось вернуться. Раечка сказала, что ты теперь здесь живёшь.
— Ну да, — Глаша подошла к маме. — Прости меня, мы с тобой как-то нехорошо попрощались.
— Воробушек, — мама отложила тефлоновую лопатку и отодвинула сковородку с плиты, — ты мой ребёнок, и я, конечно, тебя простила уже давно. Мне страшно за тебя, мне грустно, что ты остаёшься здесь, но я с этим смирилась. В своих мечтах я буду рисовать, что ты скоро одумаешься и приедешь жить к нам.
— Значит, ты не против? — еле слышно проговорила Глаша.
— А когда это имело значение? — женщина вздохнула. — Воробушек, лети в душ, позавтракаем, и нужно двигаться по делам.
Глаша чмокнула маму в щёку и только развернулась, чтобы направиться в ванную комнату, как в кармане халата зазвонил телефон.
— Да, Кирилл. Привет.
— Привет. Дела не очень хорошие, — печально проговорил молодой человек. — Бабушка Ани Нефёдовой умерла несколько дней назад.
— Печально, — Глаша шлёпнулась на табуретку. — Ты Анне Михайловне позвонил?
— Конечно. Собственно, поэтому тебя и набрал, она попросила тебя в больницу заехать, посмотреть на девочку. Всё, распоряжение передал, пока, — и повесил трубку, не дождавшись Глашиного ответа.
Потом Глаша машинально мылась, ела нарядную яичницу и тёплые гренки с сыром под весёлый перелив маминых рассказов. При этом всё время думала о том, что пришлось перенести бедной девочке и что теперь, после периода реабилитации, ей придётся поселиться в детском доме. Родственников у Ани не было. А Нефёдов из тюрьмы выйдет нескоро, да и никто ему больше не доверит опеку над девочкой.
Глаша даже порадовалась, что она сейчас не одна, иначе ей было бы совсем тошно от собственного бессилия и невозможности хоть что-то сделать для этого ребёнка. Конечно, в будущем девочка будет больше чем богата, но до этого светлого времени нужно как-то дожить. Потому что отыскать приличных опекунов, кто поможет ей разобраться в этом сложном мире и не будет зариться на её деньги, очень сложно.
— Глаша, — мама помолчала, — ты меня слышала?
— Да, — кивнула Глафира, но потом поняла, что мучительно устала от вранья. — Нет, мама. Проблемы на работе, я тебя даже не слушала.
— Бестолочь. Я говорю, что делать с твоим жильём? Мы вчера с тётей Раей поговорили и решили, что она переезжает на нашу дачу на постоянку. Хватит ей уже по съёмным квартирам жить. В то же время и бабушка подумала и отказалась переезжать с нами, раз Рая будет с ней. А с Раечкой, как ты понимаешь, будет жить Юра, — мама вздохнула. — Вот эта сладкая парочка подумала, и мы решили, что ты можешь жить в этой квартире столько, сколько захочешь. Я бы с удовольствием продала дачу, и тогда хватило бы на квартиру тебе, но мне просто жалко смотреть на бабушку, она чуть сразу не умерла, — мама перекрестилась, — когда я покусилась на святое и предложила такой вариант.
— Мам, — Глаша отпила глоток кофе и поставила большую оранжевую кружку на стол, — остановись. Меня всё устраивает. Устану, надоест, почищу себе карму, значит, напишу рапорт об увольнении и приеду жить к вам. Так что покупайте большой и нормальный дом.
— Господи, спасибо, — мать сложила руки в молитвенном жесте, — у моей дочери начал расти мозг.
— Мама!
— Тихо, — Людмила подняла руку ладонью вверх, — ты в больницу сейчас поедешь?
— Да.
— В нашу районную? — мать быстро сполоснула тарелки и поставила их на сушилку.
— Да.
— Я с тобой, — сказала женщина и стала быстро собираться. — Папа просил передать, как он выражается, «для моих девчонок», сувениры, — развела руками Людмила. — Они там все сильно переживают, что он больше не консультирует и вообще переехал.
Суетное здание районного госпиталя было наполнено людьми, сновавшими по коридорам, в приоткрытые окна врывался летний ветер, размешивал густой дух лекарств, наваристого супа, жарко дышавшего на плитах в кухонном блоке, и сумрачное настроение людей. Глаша быстро нашла маме нужное отделение, чмокнула женщину в щёку и побежала по делам, клятвенно заверив, что обязуется вечером быть на даче.
Подойдя к белому полотну двери с надписью «Ординаторская», девушка несколько секунд помедлила, потом нажала на ручку, но комната оказалась пуста. Глаша подумала, что ей чертовски надоела эта больница и вечная игра «найди врача, если сможешь».