— Одним Журавлёвым сыт не будешь, — Стас со вздохом встал со стула, задержал взгляд на картинке монитора и пошёл к двери.
— Ну хоть что-то, — Аня покивала головой. — Сейчас нужно максимально сосредоточиться на том, чтобы всех спасти живыми. И заметь, если Ковбойкин и ребята знают, в чём дело, то Глаша и Казаков не знают. И мы не знаем, как там обстановка.
— Ну да, — вздохнул Стас, — и сколько есть времени у Андрея? И где Мишка? Одни вопросы без ответов.
— Поехали. У нас осталось очень мало времени, — Анна подхватила сумку и вслед за Визгликовым вышла из кабинета.
После того, что Глаша услышала, она сидела словно оглушённая. Окружающее пространство буквально погрузилось в вакуум, и сквозь толстую прослойку боли, саднившей во всём теле, не проходил даже голос Казакова.
— Глафира, очнись. Глаша! Глаша! — Юрий Арсеньевич уже несколько минут пытался привести девушку в чувство, но Польская сейчас была словно тряпичная кукла.
После того как в склепе проявился голос, она словно впала в анабиоз. Девушка сползла по стене, сложилась на полу в калачик, закрыла лицо руками и не двигалась.
— Да что ж такое, — Казаков с досады несколько раз стукнул по каменной двери, потом махнул рукой. — Бесполезно.
Внутрь склепа не проникало ни звука. Сейчас здесь стояла густая неподвижная тишина, изредка нарушаемая судорожными вздохами Глаши. Девушка сидела тихо, но иногда всхлипывала и затихала снова. В Глашином живом воображение было видно, как прямо отсюда, из этого склепа тянется невидимая нить к могиле Ильи. К человеку, который погиб исключительно по её вине, и чья тёплая кровь лилась ей на руки. Глафира не особо распространялась обо всех обстоятельствах того случая, она старалась как можно глубже засунуть в закоулки памяти звуки, запахи, ощущения и молящие последние слова Ильи:
— Ты ни в чём не виновата.
А сейчас хрупкую плотину внутри прорвало, и девушку затопила жгучая боль, душа обуглилась, сознание раскололось. Глафире показалось, что она даже разучилась говорить, потому что когда ей хотелось крикнуть: «Я выбираю свою смерть», получалось лишь неясное протяжное мычание.
— Тише, Глаша. Тише, — Казаков светил девушке в лицо фонариком, пытаясь понять, что с ней произошло. — Сейчас мы что-нибудь придумаем. Мы выберемся отсюда обязательно.
— Я уже придумала, — девушка наконец выдавила из себя членораздельные звуки. — Найдите, найдите, откуда шёл этот голос, наверняка там есть обратная связь.
— Глаша, я уже всё оглядел, нет здесь ничего, наверное, просто динамик вмонтирован. — Казаков замолчал. — А раз вмонтирован динамик, значит, он проводной, потому что сюда не проходит радиосигнал, — криминалист задумался. — Значит, есть отверстие, где можно попытаться уловить сигнал. Ну-ка, Глаша, соберись, — прикрикнул он на девушку, — давай вместе искать, пока фонари горят. Подадим весточку наружу, нас вытащат, — попытался он приободрить её.
— Нет, я должна остаться здесь. На этот раз он заберёт меня и всё закончится.
— Глаша, — устало произнёс Казаков. — Ты себя-то послушай, что ты несёшь. Ты следователь! А человек, который затеял эту дикую игру, сейчас совершает преступление, а ты хочешь добровольно стать пособником. Ты должна предотвращать такие деяния, а не складывать лапки. Если бы каждый так просто сдавался, то не осталось бы системы правосудия.
— Но тогда я выбрала не Илью, а свою семью, — бесцветным голосом отозвалась Глафира.
— Да. Мы не можем спасти всех, но также мы не имеем права показать преступнику, что он сильнее. Нужно бороться, Глафира, ты выбрала для себя непростой путь и сейчас, пожалуйста, прекрати ныть и соберись. Мы с тобой непосредственно на месте преступления, ты должна убрать эмоции и фиксировать происходящее, хотя бы у себя в памяти. Всё, что сейчас происходит, поможет нам поймать преступника.
— Юрий Арсеньевич, вы не понимаете…
— Глафира Константиновна, — вдруг жёстко сказал Казаков, — сейчас вы должны принять решение. Либо вы сотрудник правоохранительных органов и тогда мы работаем в команде, либо вы истерзанная жертва и тогда остаётесь в стороне, а я буду вас спасать. Третьего не дано. Это понятно?
— Предельно, — после некоторого молчания приговорила Глафира.
— Вот и прекрасно, — Казаков выпрямился, потирая спину, и стал повторно, но уже более тщательно осматривать стены, ниши, где лежали тела, и даже потолок.
Через несколько минут он заметил, что к его поиску присоединилась Глафира. Девушка ползала по полу, высвечивала все углы, неровности стен, стыки между плитами.