Визгликов помолчал, неловко погладил девушку по голове и проговорил:
— Я сегодня всю ночь пересматривал эту запись, Кирилл её сохранил.
— Какую запись? — нахмурилась Глаша.
— Всё, что происходило там, транслировалось в управление.
— Я думала, он врёт, — голос девушки сломался, и она откашлялась. — Значит, вы знаете, что я струсила?
— Глаша, я прожил с тобой каждую минуту этой ночи, — серьёзно сказал Стас. — И я честно скажу, я не знаю, хватило бы у меня смелости быть на твоём месте. И про спасение мира я не догадался. Просто моё боевое крещение было, когда я в первый раз убил человека. Я тогда тоже думал, что пришёл спасать мир.
— Правда? — Глаша глянула на Стаса, и на концах её ресниц повисли капельки слёз.
— Блин, Польская, ну не разводи ты сырость, — проворчал Стас. — Нет, конечно. Я мир спасать хотел, а мне тебя подсунули. В наказание, наверное. Поехали!
С третьего раза втиснув машину на узкое парковочное место возле больницы, Глаша заглушила мотор и глянула на Стаса.
— Можно с вами?
— Нужно, — буркнул мужчина. — И научись машину водить. Бесит прямо.
— Я постараюсь.
— Да, давай. Ты способная. На нервах окружающих научилась виртуозно играть, — говорил Стас, пытаясь аккуратно пролезть в узкую щель проёма между двумя автомобилями. — Глафира, ты чудовище!
Добравшись по заполненным людьми переходам и лестницам до этажа, где была палата Андрея, Визгликов поприветствовал охрану и, сделав Глаше знак рукой, чтобы она осталась, зашёл в тихое прохладное помещение, где под надзором мониторов лежал Лопатин-старший.
— Привет, — сказал Стас, приближаясь к кровати.
— Привет, — с трудом отозвался Лопатин-старший.
— Как ты? — Визгликов взял стул и присел рядом с кроватью.
— Говорят, жить буду. Мама где? Жена моя где? Мишка?
— К тебе никого не пускали, сейчас только разрешили, — Стас вздохнул, — их уже везут. Без Мишки.
— Почему? — напрягся Андрей.
— С ним что-то случилось. Рассказал многое, потом сбежал. Я его вернул, но он снова сбежал, — обтекаемо сказал Визгликов.
— Значит, он забрал его, — глухо сказал Лопатин.
— В смысле?
— Стас, — Андрей помолчал, — я в своё время сильно проигрался.
— Чего? — не сразу понял Визгликов.
— На тотализаторе, скачках, в карты — я играл во всё, что мог найти, — мужчина прикрыл глаза. — Короче, нужны были деньги. Я их нашёл взамен на, казалось бы, безобидную информацию.
— Капец, — только и смог сказать Стас.
— Но на этом не закончилось. Игры стали интереснее, — он помолчал, — увлекательнее. Долгов больше!
— Андрюха, давай с исповедью попозже, — сухо сказал Стас. — Ты по факту, что можешь сказать полезного?
— Связь всегда была односторонняя. Мне звонили, я давал информацию, потом получал деньги.
— Куда получал деньги? На какой счёт? — Стас открыл блокнот и быстро фиксировал информацию.
— Мне их приносили.
— Кто и куда?
— Стас, блин. У меня есть любовница. Точнее, — Андрей помолчал, — постоянная барышня по вызову. Приносили ей, она передавала мне.
— Как с ней познакомился?
— Стас, ну как с проститутками знакомятся, а? — вспылил Андрей и сразу же зажмурился от боли. — Нашёл через сайт.
— Какой сайт?
— «Дольче бамбола».
— Как? — поморщился Стас.
— «Дольче бамбола», — повторил Лопатин. — В поиске набери, эскорт «Сладкая кукла».
— Бамбола ты, бамбола, Андрюша. Ладно, как мне твою постоянную найти? — спросил Визгликов.
— На сайте. Я с ней только через них связывался. Там строго. Её Альбина зовут, рослая блонда, — Андрей помолчал. — Стас, только моей не говори.
— Нет, Андрюха, я сейчас по всей Ивановской понесу, что ты вор, информатор маньяка и трахаешь проституток, чтобы у матери случился сердечный приступ, а жена твоя на ёлке повесилась. Потому что ты ещё и сына втянул в это говно, — зло рявкнул Стас. — Что значит, он Мишу забрал?
— Ну, он мне как-то сказал, что если я захочу выйти из игры, то заберёт у меня самое дорогое. Ну вот я и захотел.
— Хорошо, — Стас задумался. — А скажи мне, когда ты деньги искал, то после чего к тебе пришли с предложением?
— Не знаю. Я нажрался вусмерть, хотел уже в петлю. Таскался по дворам ночью, а наутро мне позвонили.
Визгликов вздохнул, помотал головой и продолжил:
— Андрей, дай мне хоть что-то. Ты единственная нить. У него твой сын. И вот Глаша, чтобы тебя спасти, вчера полезла в петлю. И вот то, что ты жив, а она не болтается на верёвке — чистая удача и везение.
— Стас, я всё уже передумал, перегадал, — он вздохнул. — Единственное — это мои записи. Я вёл на всякий случай, но там вообще ничего ценного. Они в кабинете, в ящике стола.