— Я думала, таких печальных мест уже не существует. Ладно, я пошла.
— А я?
— А вы мост охраняйте. Вы же меня от конкретного злоумышленника спасать будете, а здесь он вряд ли сейчас появится.
Глаша быстро перебралась по шаткому мостику на другую сторону, нашла нужный дом и, поднявшись по деревянной лестнице, позвонила в квартиру. Ей открыли, не спрашивая, кто пришёл. Невысокая бледная женщина, вся обвешанная сантиметрами и булавками, даже не взглянула на Глафиру, развернулась и пошла в другую сторону.
— Проходи, сейчас замеры доделаю и будем твоё платье рисовать.
Глафира попыталась её остановить, но потом просто прикрыла дверь за собой и прошла в большую светлую комнату с несколькими манекенами и большим столом, на котором лежали выкройки и интересные эскизы одежды.
— Ой, а вы кто? — наткнувшись взглядом на незнакомку, спросила хозяйка, поправляя завязанные в узел жидкие белёсые волосы.
Глаша предъявила удостоверение и проговорила:
— Я по поводу вашей дочери.
— Нашли? — глаза женщины вспыхнули радостью, но через секунду огонёк угас и пришло время страха. — Жива?
— Я по поводу обстоятельств пропажи.
— Неужели решили заняться? А то нас участковый футболил, — сняв с шеи сантиметры и опускаясь на стул, сказала Цветова.
— Расскажите мне подробности пропажи дочери, — устав рассказывать всем о дальнейшей участи местного полицейского, проговорила Глафира.
— Ну что сказать, она на вечернюю учёбу поехала. Тася училась в институте текстиля и моды, вся в меня пошла. Но я, видите, местный кутюрье, а девочке, конечно, хотелось большего, — Цветова вздохнула. — Вечером уехала, потом прислала сообщение, что больше с нами общаться не хочет, нашла свою любовь.
— Это не могло быть правдой?
— Нет, абсолютно нет. Не было у неё никакой любви, да и где бы она её за полдня сыскала? Она у меня красивая очень, мужики-то толпами ходили, но она сказала, мол, сначала выучусь, потом всё остальное. К тому же она очень любит отца, у того слабое здоровье и вот такой поступок, только усугубил его диагноз. Онкология стала прогрессировать, сейчас он в больнице… Последняя стадия. Мне-то, по идее, с ним сидеть надо, но лекарства дорогие, поэтому с утра до вечера работаю, к ночи уж к мужу бегу, — она помолчала.
— Подскажите, пожалуйста, а ваша дочь не обращалась за психологической помощью?
— Нет, а зачем? — удивилась женщина.
— Есть мнение, что пропавшие обращались за помощью к одному и тому же доктору, которая здесь вела свой приём в то время.
— А, — мать девушки махнула рукой, — вы про это. Она не за помощью к ней бегала, за компанию. Подружка её, Света, зачастила. У неё мать крепко пила, лупила её страсть как сильно. Вот та и стала ходить, но одна стеснялась, что ли. Моя, когда могла, с ней ходила.
— Вы мне телефон Светы дадите?
— Так она в соседней квартире живёт. Пойдём, провожу.
— Спасибо, — Глаша поднялась. — Как дочка добиралась до города?
— Известно как, не на лимузине же. На электричке.
— А комнату вашей дочери можно глянуть?
— Нет комнаты. Я вещи её собрала со злобы, стену снесла и мастерскую себе сделала. Я ж тогда поверила, что она ушла. Потом уж меня, как хлестнуло что-то, когда муж заболел. Но, конечно, участковый имел полное право послать меня, прошло полгода, прежде чем я одумалась, — плечи женщины грустно сломались. — Ну, пошли.
Поднявшись на полпролёта вверх, провожатая Глаши постучала в дверь, потом толкнула тоненькое полотно и, перейдя порог, заголосила:
— Света, свинячья твоя морда, ну ты ж дитё кормишь, что ж ты пиво хлещешь прямо из бутылки.
Глаша зашла на прокуренную, увешанную детскими пелёнками кухню и взглянула на растрёпанную девушку, державшую на руках младенца.
— Да я маленько, — добродушно и пьяненько улыбнулась последняя, — он, кстати, спит крепче, когда молоко с пузыриками.
— Света, я на тебя в опеку пожалуюсь, ей-богу. Ну ты ж мать!
— Да, мать, мать, не шуми, разбудишь, — отмахнулась девушка. — А вы кто? — спросила она, сфокусировав взгляд на Глаше.
— Ты старшенькую хоть кормила?
— Она блинов поела. Ты приносила.
— Света, я их третьего дня приносила. Опять денег нет? — всплеснула руками женщина.
— Не, Колька пропил. Мне даже выпить нечего, вон остатки дохлёбываю, — горестно сказала девушка.