Выбрать главу

Нора Хесс

Шторм

ПРОЛОГ

Вайоминг, 1874

– Ну вот, Уэйд, – пожилой, совершенно лысый почтовый служащий подтолкнул, наконец, по старому потертому столу, перегораживавшему зал почты, большую связку корреспонденции широкоплечему, хорошо сложенному молодому человеку, который нетерпеливо ждал ее, – за неделю для тебя поднакопилась порядочная стопка.

Уэйд Мэгэллен сдвинул пропотевшую шляпу на затылок, не обращая никакого внимания на подспудный вопрос, слышавшийся в голосе почтового служащего и читавшийся в его взоре, украдкой брошенном на газеты «Дейли Аргус» из Шайенна, лежавшие тут же в стопке. Уэйд быстро просмотрел всю корреспонденцию: это были рекламные проспекты пива и виски, журнал по животноводству и несколько белых конвертов с обратным адресом в левом углу, указывающим на то, что они содержали деловые извещения.

– Спасибо, Пит, – сказал он, поправляя шляпу на голове, и решительно зашагал к выходу, позванивая шпорами, когда его каблуки попадали в щели и выбоины неровного дощатого пола. Он спешил домой, потому что мечтал поскорее окунуться в Платт и смыть с себя недельные грязь и пот. Уэйд только что вернулся из форта Рено, расположенного в ста шестидесяти милях от Ларами, после трудной работенки: он перегнал туда огромное стадо коров – в двести голов.

Пока он шел к конюшне по небольшому Ларами, всего-то состоявшему, может быть, из трех кварталов, его останавливали несколько раз. Дело в том, что Уэйд был любимчиком не только женщин, но и мужчин; своей внешностью и легким – иногда до безрассудства – характером он привлекал всех и вся. Причем некоторая диковатость его натуры и повадок не вызывали ни у кого ни малейшего беспокойства. Когда Уэйд женится и заведет семью, он совершенно остепенится, – так считали все окружающие.

Когда Уэйд проходил мимо салуна «Лонгхорн», он замедлил шаг, чтобы взглянуть на своего отца, стоявшего там за стойкой. Сколько Уэйд себя помнил, этот салун всегда принадлежал его отцу, Джейку Мэгэллену. Как всегда, у стойки сидела пара посетителей, а за столиком, стоявшим несколько в стороне, вовсю шла игра в покер. Но звуки механического пианино не оскорбляли в этом честном заведении ухо клиента, и ни одна шлюха не приставала к нему со своими предложениями. В салуне «Лонгхорн» посетитель мог спокойно посидеть за своей выпивкой в полном, не нарушаемом никем одиночестве. Или расслабиться в дружеской компании, обсудив со всех сторон мировые проблемы.

Когда Джейк только открывал свое заведение, ему в лицо говорили, что он прогорит без услуг легкомысленных девиц. Но он твердо стоял на своем, и в конце концов прав оказался он, а не сомневающиеся в успехе его предприятия. Сначала, когда Ларами представлял собой сплошь палаточный городок с протоптанными тропинками вместо настоящих улиц, в заведения, где подавали спиртное, наведывались только горнорабочие да погонщики скота. В таких салунах не было места женщинам. Однако, если клиенту вдруг срочно приспичивало воспользоваться услугами шлюхи, он мог пройти в большую палатку, стоящую по соседству, и развлечься там от души.

Джейк завел для своего салуна следующее правило: в дневное время заведение обслуживал он сам, а вечером за стойку становился Уэйд и нанятый бармен. Когда Уэйд был в отъезде, за него работал кто-то другой из наемных служащих отца. Уэйд был очень привязан к своему приятелю, с которым он дружил с мальчишеских лет, – Кейну Рёмеру. Для него было счастьем работать вместе с Кейном. Кейн разводил и выращивал крупный рогатый скот, который Уэйд с погонщиками перегонял в форт Рено, где и продавал армейскому интенданту из Канзас-Сити. Уэйд как раз вернулся из очередной такой поездки.

Когда Уэйд переступил порог конюшни, его жеребец Ренегейд заржал в своем стойле, приветствуя хозяина. Уэйд никогда не сопровождал стада верхом на своем любимце – красивом, благородном животном. Он не хотел рисковать чистокровным породистым скакуном, которого могли бы в трудном путешествии запросто ранить острые рога бодливой коровы, или какой-нибудь разъяренный бык мог убить его, вспоров крепкими рогами брюхо. В деловые поездки, и особенно в поездки, связанные с перегоном скота, Уэйд всегда отправлялся на быстрой маленькой лошадке, достаточно умной и юркой, чтобы избегать опасного соприкосновения со смертоносными рогами коров и быков.

Уэйду понадобилось всего несколько минут, чтобы надеть седло на своего вороного; и вот уже конь мчался галопом, унося седока прочь из города по разъезженной дороге, ведущей к старому бревенчатому дому на реке Платт, где родился Уэйд.

Ренегейд отлично знал путь, Уэйду вовсе не требовалось направлять коня, и поэтому он мог мысленно сосредоточиться на том деле, которое ожидало его этим августовским вечером. Сегодня, прежде чем наступит ночь, он должен был сделать предложение руки и сердца самой очаровательной девушке во всем Вайоминге. Наконец-то он расстанется со своим холостяцким житьем-бытьем и всем, что с этим связано. Не будет больше ни шумных попоек, ни ухлестывания за женщинами. Он был уже по горло сыт всем этим, пока ждал девушку своей мечты – ждал ее совершеннолетия. На прошлой неделе его избраннице исполнилось восемнадцать лет.

При одной мысли о ней серые глаза Уэйда зажглись огнем, и он улыбнулся широкой белозубой улыбкой, осветившей его загорелое яйцо. Прелестная Шторм Рёмер была именно той женщиной, о которой он всегда мечтал.

Остановившись у конюшни, Уэйд спешился, соскользнув с седла, и завел вороного в стойло. Там он расседлал своего коня, предварительно вынув свою почту из седельной сумки, и разнуздал его. Справившись со всем этим, Уэйд подхватил сверток с корреспонденцией и поспешил в дом. Подымаясь по ступеням к широкому крыльцу, он спрашивал самого себя, сколько времени обычно проходит со дня помолвки до дня свадьбы. Шесть месяцев? Месяц? А может быть, одна неделя? Уэйд ухмыльнулся про себя. Он так долго ждал этого сладкого мига – мига, когда длинноногая белокурая Шторм станет, наконец, его женой. Девушку назвали Шторм ее родители, потому что в ночь, когда она родилась, бушевала невиданная прежде в округе буря..

Дверь с шумом захлопнулась за Уэйдом, когда он переступил порог бревенчатого дома, внутри которого царили прохлада и полумрак. Направляясь к кровати, он бросил по дороге стопку газет и корреспонденции на заставленный всякой всячиной стол, стоявший рядом с покрытым грубо выделанной шкурой диваном. Открытки и конверты разлетелись в разные стороны, и Уэйд вдруг застыл, уставившись на белый прямоугольник письма, высунувшегося наполовину из-под лежащего на нем рекламного проспекта. Уэйд выудил это послание и, вглядевшись в него, нахмурился. Письмо было адресовано лично ему.

Нехорошее предчувствие охватило молодого человека, ему стало отчего-то не по себе: он не мог отделаться от мысли, что содержание этого письма перевернет всю его жизнь, что оно роковым образом перечеркнет его планы и развеет в прах все мечты.

Поэтому его пальцы слегка дрожали, когда он вскрывал конверт и вынимал два исписанных листочка бумаги. Прежде всего, он отыскал глазами подпись человека, писавшего ему, а затем начал читать письмо… Но сразу же вынужден был опереться на спинку стула, стоявшего позади него, – так потрясло его это послание.

Лицо Уэйда посерело, пальцы, напряженно сжимавшие тонкие листочки бумаги, занемели, он бессильно опустился на стул.

Пробежав глазами все послание, Уэйд, как во сне, уронил его на пол, встал, пересек комнату и уставился невидящим взглядом в окно.

Перед его пустым взором расстилалась гладь реки Платт, протекавшей под окнами дома. Уэйд не слышал пения жаворонка, заливавшегося над пастбищем за конюшней. Он чувствовал внутри странную сосущую пустоту и зажмурил глаза, как от страшной боли. Нежное милое лицо возникло перед его мысленным взором и исчезло, как невозвратное видение. Громко застонав, Уэйд уронил голову на скрещенные руки и хрипло, неумело зарыдал.

Уэйд долго стоял у окна, глубоко уйдя в свои думы, пока заходящее солнце не окрасило воды реки в багровые тона. Тогда он подобрал разбросанные листки письма, поднял валявшийся на полу конверт и навсегда попрощался в своем сердце с восхитительными планами на совместное будущее с прекрасной золотоволосой девушкой. Он собирался, пригласив ее сегодня вечером на танец, сделать ей предложение. Вместо этого он вынужден будет теперь пригласить танцевать другую девушку. Гордость Шторм доведет дело до конца. Уэйд от души надеялся, что, смертельно обидевшись на него, она покинет родное ранчо, расположенное в нескольких милях от Ларами, и, возможно, отправится в Шайенн, чтобы стать там школьной учительницей, о чем она всегда мечтала. Сам он не мог бы покинуть эти места – отец слишком зависел от него.