Впереди по ходу «Кайры» показалась мачта. Она то скрывалась в волнах, то обнажалась тонкой черной спичкой.
— Что это такое? — спросил молодой матрос Козобродов, второй рулевой, который выполнял сейчас обязанности впередсмотрящего.
— Сухогруз, — недовольно ответил щуплый, похожий на мальчишку старпом. — Переломился на волне два месяца назад.
— Чей?
— Под флагом Панамы ходил.
— Прекратить базар па руле! — приказал Щербань. Не отрывая глаз от бинокля, он тоже всматривался в мачту. — Право десять!
— Есть право десять!
- Десять, сказал, а не пятнадцать! — повысил голос Щербань. — Не рыскать!
Петеньков поразился. Капитан абсолютпо точно назвал цифру, именно на пятнадцать градусов отклонилось судно от курса.
— Есть не рыскать! — по-петушиному звонко откликнулся Петеньков и, чтобы удержать судно на заданном курсе, крутнул штурвал в обратную сторону.
Судно опять рыскнуло, Щербаня качнуло.
— Черт знает что! — капитан возмущенно повернул голову к Петенькову. — Ты что, на мотоцикле по пересеченной местности гонишь?
— Есть не рыскать!
Но «Кайру» мотало из стороны в сторону, и Петеньков никак не мог взнуздать ее и заставить идти точно по курсу.
В рубку поднялась буфетчица Тамара.
— Кофе готов, Игорь Сергеевич.
Щербань положил бинокль в специальный ящик-футляр и, твердо ступая по палубе, направился к трапу.
Петеньков загляделся на Тамару.
— Рулевой, не ловите ворон. Точнее держите курс! — раздался недовольный голос старпома.
Щербань усмехнулся: старпом хоть и похож иа мальчишку, но этих малолеток умеет держать в руках.
— На курсе Большая банка, — напомнил капитану старпом.
— Знаю. — Щербань поморщился: он не любил, когда ему указывали.
— Будем менять курс?
— Нет, — твердо ответил Щербань.
— Здесь опасное место, сильное течение, — насупился старпом. Он походил сейчас на взъерошенного мальчишку, который хочет настоять на своем.
— Лоцию я знаю не хуже вас, Валерий Павлович, — усмехнулся Щербань. — Сделайте счисленпе, уточните курс. Мы проскочим по самой кромке.
Он знал, чтo идет на риск, но он любил рисковать. «Чтоб не прокисала кровь в жилах», — смеялся Щербань, когда его спрашивали, зачем он это делает. За ним утвердилась слава отчаянного и везучего капитала, и он не переставал верить в свою счастливую звезду. И у него нет времени петлять по курсу. Завтра в десять ноль-ноль он будет у причала, как обещал. Капитан Щербань не бросается словами!
Не задерживаясь больше, Щербань сбежал по трапу вниз.
Каюта капитана была увешана цветными фотографиями Монтевидео, Сингапура, Рио-де-Жанейро, Кейптауна, Гибралтара. Между ними висели раскрашенные африканские маски.
Это было единственное место на судне, где Щербань чувствовал себя самим собою, любил понежиться, выкурить дорогую сигару, прихлебывая из маленькой изящной чашечки крепкий кофе. Здесь он любил помечтать о времени, когда у него будет не эта тесная конура, а роскошная каюта на белоснежном пассажирском лайнере. Нарядная отдыхающая публика, плавательные бассейны, рестораны, бары, концертный зал и джаз. Чистота, белизна и сверкающая медь, синее море и пальмы на горизонте, а не эта вечно серая дождливая Балтика.
Неожиданно звякнул «телеграф». Щербань вскочил с дивана, схватил телефонную трубку:
— В рубке, почему «стоп-машина»?
Лицо Щербаня стало белым.
— Отклонились от курса на полторы мили?
Он кинулся из каюты.
...Козобродов первым увидел белые буруны прямо по носу судна, глаза его расширились.
— Мель! Впереди мель! — сорвавшимся голосом крикнул он.
— Лево на борт! — скомандовал Щербань, вбегая в рубку.
Петеньков лихорадочно переложил штурвал влево.
Но было поздно.
Судно с полного хода врезалось в отмель. Сильный удар сбил всех с ног. Петеньков повис на штурвале и задохнулся от боли в груди.
— Аварийная тревога! — вскакивая, приказал Щербань. — Осмотреть судовые помещения, топливные и питьевые танки!
Старпом нажал кнопку сигнала аварийной тревоги. По «Кайре» разнеслись леденящие душу звонки.
Команды Щербаня были четки и тверды. Нет, он не потерял головы. Он проклинал себя, что не учел течения. Видимо, сейчас, перед штормом, оно стало сильнее обычного. Но заниматься самобичеванием не было времени, надо было действовать...
Судно накренилось на правый борт, волны били в бок, брызги долетали до стекол рубки. Ветер усиливался.