— Почему это я? — вопросила Калерия Ивановна с изумлением и ткнула пальцем на Нину: — Пусть она. Она обязана. У нашего сына есть жена. Слышишь? Займись же наконец мужем, принцесса. Что смотришь? Муж он тебе или не муж?
Чужая всем троим, Нина молча вышла в коридор, побрела на кухню и, не включая света, села ощупью на табурет у митрохинского стола. Ей невыносимо захотелось прямо так в тапочках на босу ногу, в халатике, накинутом на ночную рубашку, убежать отсюда к матери домой. Совсем! И ушла бы сию минуту, да ведь мать непременно посмеется: «Ага, явилась? Надоело пьяницу исправлять?»
В кухне было прохладно и мрачно. Окно виднелось серым прямоугольником, перечеркнутым рамой. Открытая форточка стукала и жалобно скрипела. Частые капли дождя кидались порывами на стекло. Верхушка тополя, раскачиваясь, то заслоняла, то открывала слабый свет фонаря во дворе.
Нина склонилась на стол, на неровные, выскобленные ножом доски, и заплакала. Слезы потекли по щекам. Зачем выходила замуж? Боялась остаться в старых девах? Хотела семейного счастья, а где же оно? Но грустные мысли тут же улетучились, не успев нагнать тоску. Слезы высохли, ощущение теплоты и радости переполняло сердце. Нашелся Саша Лагин! Предчувствие не обмануло ее. Он должен был когда-нибудь объявиться.
— Вы живы, Саша! Ох как я рада вас видеть, и представить вы себе не можете, — говорила она ему, торопясь, зная, что им помешают и не успеет она у него обо всем расспросить. — Я очень часто вспоминала вас. Мне так хотелось понять, что же такое тогда в ту ночь произошло? Почему вас увел патруль? Но ведь вы сами искали встречи с ним, хотели, чтобы задержали вас?
— Все-все расскажу вам, Нина. За этим я и пришел сюда и приходил раньше несколько раз. Надеялся когда-нибудь увидеть вас, поговорить с вами. — Он робко взял ее за руку, но тут же отпустил: — Ваша свекровь очень внимательно наблюдает за нами.
— Пусть, я не боюсь. Скажите же мне, Саша, что было между вами и Виктором? Я заметила, что он и родители не довольны встречей с вами, испугались как будто вас.
— Не сейчас, Нина, потом. Вам надо идти. Лучше скажите, где мы увидимся.
— В госпитале. Имею я право настаивать?
— Да, имеете. Я тоже всегда вспоминал о вас и считал, что обязан вам все объяснить. Вы одна не хотели верить в мою виновность. Но вон ваш муж идет. Прощайте, Нина.
— Мы скоро встретимся?
— Я позвоню вам завтра!
Вспоминая весь быстрый, сбивчивый разговор с Лагиным и его самого, его счастливый взгляд, прислушиваясь мысленно к каждому слову, Нина забыла ссору со свекровью, пьяного нелюбимого мужа и, положив голову на голые руки, сладко уснула. Снился ей Лагин, похожий на Андрюшу Митрохина, только взрослей и серьезней, чем Андрюша. «Я не погиб под городом Лоевом, — говорил Лагин, стоя перед ней без шапки, в распахнутой шинели. — Я ожидал тебя на бульваре все эти долгие годы».
— Ой, кто это тут? — спросила Никитична, включая на кухне свет. — Ты, Нинушка? А я, кажись, забыла погасить свою конфорку. Вот и поднялась. Потому свекровь твоя, полуночница, нарочно не погасит, чтобы было чем укорять. Скажет, Воробьевы такие-сякие, не экономят газ. А ты чего же здесь примостилась? ' Прогнали тебя никак?
— Нет, я сама ушла, — ответила Нина хрипловато, заспанно, потирая ладонью розовую, намятую щеку. — Сколько же времени?
— Не поглядела я… Чего же к своей родной мамке не побежала? Да и то верно, нечего ее ночью колготить. Погоди, я тебе сейчас платок принесу. Срамотища! Девку выгнали, и хоть бы что!
Никитична быстренько зашаркала к себе, бормоча и вздыхая, принесла пуховой полушалок, а заодно и подушку. Нашла что и на сундуке в прихожей помягче подмостить.
— Надо же тебе, девка, как-то доспать. Утром ведь на работу. Взяла бы я тебя в свою комнату, в свою кровать положила бы, так Курносиха, боюсь, загрызет. Скажет, встревают Воробьевы в чужие семейные дела. Опять скандал. А сундук ваш же, курносовский, и ты сноха курносовская, а прихожая общая. Вот никто и не виноват.
Нина, не переставая улыбаться, смежила веки, спеша досмотреть сладкий сон, и будто бы в уже начавшемся сне до нее доносилась бабкина ласковая воркотня:
— Упреждала я тебя, девка, говорила тебе, гусь свинье не товарищ, — нашептывала Никитична, укрывая Нину.
Ничего подобного Нина никогда от нее не слыхала и, улыбаясь, спросила:
— А кто же свинья, а кто гусь?
— Известно кто, — сказала бабка. — Сама не маленькая, соображай да понимай. Видать, сильно ты свекрухе не угодила, звать тебя не идет и не боится, что соседи осудят. Ну, ночуй уж тут до утра. Бог с тобой!