А с Николаем тетки и разговаривать не стали, и не пустили его на свой порог. Баджи Лейла ушла в дом злая, как ведьма, а баджи Зейнаб процедила:
— Хе, какой такой жених? Откуда взялся? Ничего не знаем. Нам про вас Фатима не говорила. Мало ли у красивой девушки женихов!
— Чистая брехня! — возмутилась Никифоровна несусветной ложью. — Весь двор знает, кого ждала Фатя, а вы, родные тетки, — нет? У тебя уже склероз, Зейнаб? — И призвала своим могучим голосом на бесстыжую голову лгуньи инфаркт, гипертонию и прочий современный мор.
И поскольку являлась матерью солдата, то и увела к себе Николая, сказав:
— Поживите у меня денечка три-четыре, может, и прояснится что.
Мизишка с Витькой, оправдывая доверие и разделяя симпатию, понесли вдвоем новенький, не поцарапанный, не облезлый и не тяжелый чемодан.
— Приятный молодой человек, и к тому же военный, — одобрили во дворе выбор Фатимы, и это мнение упрочалось и разрасталось и, разумеется, доходило до ушей тетки Лейлы и тетки Зейнаб, расцвеченное положительными фактами из биографии сержанта Балашова: — У него две медали, знак отличника, а благодарностей вообще не счесть.
— Хе, подумаешь, мидали-миндали — пустой чемодан! — высокомерно морщились тетки. — Мы и получше жениха найдем! — И, укутавшись черными платками, резво уносились со двора.
— Чего рыщут эти два шакала? — глядя сверху на очередной гон сестер, спросил дедушка Ибрагим.
— Ищут для Фати хорошего жениха, — ответила Хадича.
— Зачем же зря топтать чувяки, если жених сам пришел в дом? Образованный, непьющий, чин уже имеет — что еще надо?
— Почти офицер, — продолжил Петрович перечень имеющихся данных о сержанте и произнес короткую, но пылкую речь о том маршальском жезле, который носит в своем вещмешке каждый солдат.
— Он русский, — сказала о причине недовольства теток Хадича.
— Какое горе, вах-вах! Как будто не все мужчины произошли от Адама. А кто знает, какой национальности был Адам? Разве мои внуки хуже других, потому что у них мать русская?
— Очень хорошие у вас внуки, Ибрагим-бек, — подтвердила Хадича. — Мои родственники тоже кричали: «Нельзя, ты азербайджанка, а он лезгин, он чужой!» Нашли своего… А есть у моего сына отец?
— О, Хадича-ханум, это лучше, что его нет. Что толку в хозяйстве от козла, который пасется в чужом стаде? — успокоил Хадичу дедушка Ибрагим и напомнил, дабы смягчить потерю: — Ты у своего мужа была подряд четвертой женой.
— А правду говорят, Ибрагим Гусейнович, что у вашего отца было сразу четыре жены? — поинтересовался Петрович, и седые его приглаженные усы распушились от любознательности: — Неужели четыре сразу?
— Э, Петрович, думаешь, это легко? Пословица говорит, когда две женщины у мусульманина в доме, то некому пол подмести. А если четыре? Представляешь? Вах-вах, какой поднимается базар. Коран разрешает иметь сразу четыре, но тогда, хочешь не хочешь, надо иметь один теплый сарай.
— Зачем же сарай?
— Чтобы несчастный мусульманин мог зимою спрятаться ночевать. Летом ведь и на улице тепло.
Мизишку не волновали проблемы многоженства. Он дни напролет у тети Маруси проводил. Она говорила, что сержант Николай для нее самый выгодный гость, дай бог ему здоровья, потому что теперь она досконально знает все про военную жизнь. И пусть ее родной сукин сын Петька, которого призвали в армию этой весной, пускай он не жалуется больше матери в письмах на неправильное распределение портянок и не клянчит денег на папиросы и на кино. Дудки, хватит, она не даст! А то в каждое письмо то трехрублевочку, то рублик заклеивала, а посылала чуть ли не через день. Кино, оказывается, им два раза в неделю бесплатно показывают, а курить нехай бросает, не курит же Николай, и поглядите, во какой здоровый, неодолимую дровеняку, что возле сарая с Петькиных крестин валялась, он с единого маху разрубил…
Мизишка с Витькой присутствовали при рассечении выдающегося полена и выражали восторг перед своим командиром не из правил субординации, а от всей души. Николаю они подчинялись как на взаправдашной службе, он (командир) им (разведчикам) боевые задания поручал: или разведать обстановку в расположении противника, или выследить передвижение неприятельских частей.
Обе части — тетка Зейнаб и тетка Лейла — двигались с утра в одном направлении — на Верхний базар. Там они обходили ряды, ларьки и магазины и долго спрашивали, что почем. А вот о чем они со знакомыми ханум беседовали, того разведчикам подслушать не удалось, потому что они разведывали издали во избежание открытых действий со стороны противника — тумаков.