Следовало бы переключиться на размышления о чем-либо более приятном, но в голову не приходило ничего подходящего. Поэтому Алиярд сосредоточился на обдумывании деталей задания, вновь и вновь прокручивая их в голове. Двадцатидевятилетний Дэвид Стаковски был таким же, как и он, офицером-оперативником ЦРУ, но занимал в московском посольстве Соединенных Штатов должность атташе по культуре — общепринятый эвфемизм взамен слова “шпион”. Стаковски курировал некого Вилтона Ворончека, журналиста из Восточной Европы. Последний затребовал у Стаковски изрядную сумму денег, которую намеревался выплатить местному агенту, занимающему достаточно ответственный пост в Народном Институте Развития Биологии — лаборатории, занимающейся разработками биологического оружия. Располагалась эта лаборатория на берегах Дрины, реки, берущей начало в Югославии и пересекающей крайнюю северную часть Албании. Возвышающиеся вокруг горы делали лабораторию совершенно недоступной. Человек Ворончека получал деньги за единственный (по его словам) существующий образец еще не имеющего названия вируса и уничтожение всех лабораторных записей и прочих данных, необходимых для успешного воссоздания вируса советскими учеными. Ранее получить вирус им помогли исследования ныне покойного (предположительно умершего естественной смертью) немецкого ученого достаточно пожилого возраста.
По оценке специалистов на воссоздание утраченных материалов без руководства покойного немца советским ученым понадобится не менее трех месяцев. То есть примерно столько же, сколько уйдет у уже собранной для круглосуточной работы в США команды исследований на анализ и воспроизведение вируса. После чего обе страны спокойно поставят друг друга в известность о наличии вируса, и доктрина взаимно гарантированного уничтожения в очередной раз убережет человечество от оружия невообразимой разрушительной силы. К каким именно последствиям приводит применение вируса, Алиярду не рассказали, да и не известно, знал об этом кто-либо вообще.
Оставалось всего-навсего забрать образец у Стаковски, у которого буквально горела земля под ногами, и переправить его в Америку. Самостоятельно Стаковски мог рассчитывать выбраться из Албании не раньше чем через несколько месяцев.
Дело затрудняла неопытность Стаковски. По логике событий, сразу после контакта Стаковски с Ворончеком местного агента следовало забрать у Ворончека и передать человеку, искушенному в деликатных операциях подобного рода, полностью выведя Ворончека и Стаковски из игры. Если бы местный агент не согласился работать ни с кем, кроме Ворончека (например, будучи хорошо с ним знакомым и испытывая поэтому ощущение определенной безопасности), Ворончека необходимо было передать в руки более опытного офицера. Короче говоря, в любом варианте логика подсказывала немедленное и полное отстранение Стаковски. Увы, логике не только не дали восторжествовать, но и, как понимал Алиярд, ее вообще не принимали во внимание.
Алиярд закурил трубку, глядя, как серый дым окутывает его отражение в окне.
Разумеется, большую часть денег Ворончек намеревался оставить себе. Да и что станет делать сотрудник лаборатории, проведший последний десяток лет в горах, с такой суммой? Так зачем создавать парню лишние неприятности? Из переданных ста тысяч долларов местный агент, выполняющий всю грязную и опасную работу, получал не больше четверти. Но, как понимал Алиярд, теперь денежный вопрос приобретал чисто академическое значение. Исчезновение образца и уничтожение лабораторных записей были обнаружены значительно быстрее, чем предполагал кто-либо из мудрецов, готовивших операцию. Местный агент едва успел добраться в Сплит на побережье Югославии, где Ворончеку предстояло взять у него образец и передать Стаковски. После чего судно должно было переправить Стаковски через Адриатику в Сан-Марино. Но ничего этого не произошло.
Сразу после обнаружения кражи в лаборатории — охрану в лаборатории несли сотрудники КГБ — за местным агентом было немедленно установлено наблюдение.
Агент этот (имя его Алиярд так и не узнал, да и не известно, знал ли его кто-либо вообще) оказался загнанным в угол в Сплите. Но, несмотря на свою безымянность, он оказался крепким парнем. Когда Ворончек вышел на связь — слишком поздно — местный агент был уже мертв. Он получил две пули в горло и одну в грудь, но успел перед смертью нанести смертельный удар ножом своему убийце. Ворончек забрал у него образец, после чего повел себя как последний идиот: прямиком направился на заранее оговоренное место встречи со Стаковски. КГБ или албанская тайная полиция — точно выяснить пока не удалось — шла за ним по пятам, и разыгралось настоящее сражение. В результате Ворончек поплатился жизнью, Стаковски заполучил вирус и едва унес ноги, а несколько человек, в числе которых чудом не оказался и сам Стаковски, погибли или получили огнестрельные ранения.
После чего Стаковски сподобился-таки проявить крупицу здравого смысла. Вместо того, чтобы сломя голову бежать из страны на Запад, он направился в Албанию. В какой-то степени это сработало. Однако, если Стаковски не покажется в ближайшее время, сработало недостаточно.
Трубка Алиярда погасла, и он принялся набивать ее заново, когда в дверь купе постучали.
— Минутку, пожалуйста, — произнес Алиярд по-немецки. Язык был оговорен заранее.
Он подошел к двери, сжимая в руке трубку ножкой наружу. Какое-никакое, а оружие, и удар, нанесенный умелой рукой по жизненно важной точке, мог причинить серьезную рану.
Алиярд приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Там стоял Стаковски, слегка помятый и довольно усталый, но в остальном столь же вкрадчивый, как и на фотографии. Несколько длинноватые, под стать актеру, музыканту или студенту колледжа волосы, которые сделали бы из женщины пепельную блондинку, пухлое лицо со щеками, которые на фотографии казались почти розовыми, но теперь просто горели от возбуждения, посеревшие и пересохшие губы, очки в тонкой золотой оправе, придающие лицу несколько преувеличенный вид смущенной невинности, узкие плечи под мятым, некогда дорогим пиджаком, плащ цвета хаки, аккуратно переброшенный через левую руку, узел галстука, почти скрывающий двойной подбородок.
Тем не менее, пароль никто не отменял. Если, конечно, он был известен Стаковски.
— Простите за беспокойство, не могли бы вы разменять мне мелочью банкноту? Хочу купить сигарет.
— Боюсь, у меня почти не осталось албанских денег. Подождите. — Алиярд принялся рыться в карманах. — Может быть, что-нибудь и найдется.
— Вы спасете мне жизнь.
Томас Алиярд достал из кармана левую руку и переложил в нее трубку. Потом открыл до конца дверь, и Стаковски буквально ввалился внутрь.
— Слава Богу, — хрипло прошептал Стаковски. — У меня не было вашей фотографии.
— Садитесь, — сказал Алиярд, подводя мужчину к полке. Сам он опустился на край стоящего напротив стула и мгновение пристально рассматривал Стаковски.
Тот выглядел совершенно разбитым.
— Подождите... — Алиярд встал, достал свою сумку и, сжимая трубку в зубах, принялся рыться в ней. Наконец он извлек видавшую виды металлическую флягу и открутил крышку. — Держите. Хлебните-ка этого. — Стаковски неуверенно замялся. — Не беспокойтесь. Я не заразный. Надеюсь, что и вы тоже. — Стаковски кивнул и взял в руки флягу. — Похоже, вам пришлось не сладко. — Стаковски сделал глоток, закашлялся, вытер рот рукавом и протянул флягу назад. Алиярд протер горлышко и тоже отпил из нее. — Принесли?
— Да.
— За вами следили? Или вы не заметили?
— Следили до поезда, но не внутри.
— Оружие у вас есть?
— Да, вот это. — Стаковски опустил руку под пиджак. Алиярд инстинктивно напрягся, но Стаковски извлек из-под пиджака пистолет — “Вальтер ППК”. — Возьмите, — Стаковски протянул ему оружие. Алиярд кивнул, положил пистолет в карман, подошел к двери и запер ее. Затем вновь достал оружие и принялся осматривать его. — Я ужасно боюсь.