— Нас встретят неприветливо, — говорил Майсель, поправляя на голове пилотку без звездочки. — Но мы — парламентеры, лица неприкосновенные. Вы научились хоть немного по-русски?
— Почти ничего. А что?
— Мне кажется, это вроде разведки; пробный шар. Русские не очень уверены в успехе. Впрочем, нам опасность не грозит. Смотрите, как быстро изменилась погода! Судя по восходу солнца, день будет ясный. Примета верная. Если бы узнать, что с Томасом Бухольцем? Его судьба меня беспокоит больше, чем наша.
Майсель высоко поднял белый флаг. Парламентеры прошли через ровное поле к форту. Утреннее солнце, радуясь безоблачности, широко сияло, и флаг хорошо должны видеть из форта. Гарнизон затаенно молчал. Майсель и Штейнер огибали форт, чтобы выйти к тыльной стороне, перешагивали через поваленные деревья. Иногда обер-лейтенант поднимался на земляной вал и размахивал флагом. Тыльная сторона форта была больше обнажена и, отвесная, мощная, напоминала плотину, перегородившую реку.
От форта, как по рельсам, выдвинулся мост, повис над рвом и уперся в берег. Парламентеры ступили на мост.
Около ворот — острый угол полукапонира; из амбразуры высунулся ствол пулемета, виднелась голова солдата в каске. Майсель задержал шаг, остановился. Пулемет был нацелен в парламентеров. Майсель закурил папиросу. Он спокойно курил, давая понять, что парламентеры не пойдут дальше, если им будут угрожать оружием. Солдат убрал пулемет. В воротах открылась небольшая дверь. Майсель и Штейнер вошли.
Посреди форта на открытых площадках стояли пушки, возле них собрались солдаты, тут были два офицера — лейтенант и обер-лейтенант.
Майсель выступил вперед, поднял руку к пилотке по-красноармейски, не выворачивая ладонь, и сказал обер-лейтенанту, что парламентерам поручено передать ультиматум советского командования лично коменданту форта.
Хотя Майсель старался держаться подобно красноармейцу, обер-лейтенант с колючим взглядом серых глаз узнал по чисто немецкому выговору и по обмундированию без знаков различия, что перед ним не русские.
— Вы немцы?! — удивился он и подошел ближе.
— Это не имеет значения, — сказал Штейнер. — Мы парламентеры от командования Красной Армии.
— Доложите господину майору, — бросил через плечо офицер. Один из солдат отделился от группы и исчез.
Все рассматривали Майселя и Штейнера с любопытством и добивались ответа, кто они по национальности. Парламентеры не отвечали и твердили одно:
— Мы посланы командованием Красной Армии. У нас ультиматум, подписанный генералом, нужен ответ, больше ничего.
Подошли майор и гауптман. Майор, комендант гарнизона, был пожилой, за пятьдесят лет, он хромал. Вояка, может, еще с первой мировой войны, недавно призванный из запаса. Гауптман, молодой офицер, был в одном мундире, с Железным крестом, на лацкане — значок гитлеровской партии, похожий на бычий глаз.
Майсель подал бумагу коменданту. Майор стал читать. Гауптмана бумага не интересовала. Обер-лейтенант сказал ему, что парламентеры — немцы.
— Вот как! — прорычал «бычий глаз». — Предатели!
У Майселя желваки прокатились по скулам; он сдвинул брови и вперил ледяной взгляд в лицо гауптмана.
— Прошу не оскорблять.
— Негодяи, мерзавцы! — брызгал слюной гауптман, он был с утра пьян.
Майсель решил больше ничего не говорить. Штейнер встревожился: он и этот гауптман были из одного полка.
— Господа офицеры, — важно произнес майор и сложил бумагу вдвое, — Прошу за мной.
Они ушли и совещались долго. Пользуясь временным перемирием, солдаты хоронили убитых. Они выносили трупы из казематов за пределы форта и закапывали там. Штейнер не удержался и спросил, как же в таком сильном укреплении оказались убитые. Солдаты без офицеров не проявляли злобы, отвечали охотно:
— Был страшный огонь.
— Я ничего подобного не испытывал. Труднее пришлось нам, артиллеристам. Орудия — на открытых площадках…
— Один Иван подобрался к угловому капониру и метнул в амбразуру тяжелую гранату. Сразу девять солдат и два унтер-офицера.
— А вы действительно немцы?
— А вам какое дело? Кто бы ни принес бумагу.
— Сдались в плен, чтобы шкуру спасти?
— Воевать ни к чему.
— Прекратить разговоры, разойдись! — скомандовал фельдфебель.
Возле парламентеров остался один солдат, в очках, — вроде караульный, но без оружия. Он тихо сказал Штейнеру:
— А я узнал тебя. Ты служил в нашем полку, я там был писарем. Шофер Штейнер, не так ли?
— Да, Штейнер.
— Не тебя ли собирались расстрелять, а ты улизнул?
— Я успел улизнуть. А что стало с полком?