Невидимые люди, не боясь, ругали гаулейтера Коха, генералов и офицеров: они во всем виноваты! Зачем было превращать город в поле сражения, зачем население не эвакуировали, зачем допустили сюда русских, зачем, зачем?ꓺ
Военные, забившиеся сюда же, помалкивали. Не подавали голоса и эсэсовцы, бессильные разобраться, кто проклинает войну.
Братья Бухольц не покидали завода, были заняты делом. Главный инженер сидел в своем кабинете, слабо освещенном спиртовой плошкой, и готовил отчет о заводских делах, не зная, кому надо представлять его, но работал с обычной аккуратностью: ведь кто-нибудь да потребует от него отчет.
Томас догадывался, что мина заложена в складе, где хранится взрывчатка, а не в складе готовых боеприпасов, который в ходе боев может опустеть. Взрывчатки было заготовлено много. Сработав, мина вызовет детонацию такой силы, что на месте завода образуется кратер. Склад этот закрывался на запор с наружной стороны, и Томас, находясь в нем один, часто поглядывал на дверь: не вошли бы эсэсовцы…
У него был хороший фонарик и миноискатель. Но миноискатель пришлось отбросить: взрывчатка хранилась не только в деревянных ящиках, было много железных бочек и вообще разного металлического хлама. Осталось простукать все стены и пол, как это делают заключенные в тюрьме, переговариваясь друг с другом. Стук мог привлечь внимание эсэсовцев или кого-нибудь из офицеров, находившихся за дверью. Томасу необходим был человек, который бы дежурил у дверей и при опасности мог предупредить, но такого помощника искать опасно, можно нарваться на предателя. Брат же категорически отказался помогать Томасу.
Светя фонариком, Томас разглядывал каждую трещину или неровность в стене. Различие в цвете и свежести цемента укажет на замурованную нишу с миной.
Канализационная труба под полом. Но Густав говорил, что при «ремонте» трубы склад не освобождали от грузов, ящики стояли на полу. Значит, провод подведен сбоку и мина в одной из стен. А к стенам вплотную приткнуты бочки и ящики. Однорукий сдвигал их, налегая плечом.
Стук в дверь заставил его немедленно прекратить работу. Кто-то вошел.
— Томас… — голос брата. — Пойдем. Надо обдумать положение.
Они прошли в кабинет. Томас взял со стола сигарету, закурил. Густав сел в кресло за столом.
— Бессмысленный труд. Не найдешь, — сказал он.
— А ты помоги.
Густав отрицательно покачал головой.
— Ведь русские уже в городе, — убеждал Томас брата.
— В том-то и дело. Беда надвигается неотвратимо. И ничего тут не поделаешь. Напрасно тратишь силы. Эсэсовцы умеют скрывать. Тут ничего не поделаешь, — повторил Густав. — И мне жаль тебя.
— Это — слова. Жаль — помоги. Ты, главный инженер, должен знать хоть приблизительно.
— Выбрось это из головы. Я не отвечаю за приказ.
— Да, палач, приводя в исполнение приговор, не считает себя ответственным.
— Ты сравниваешь меня с палачом?
— Не могу подыскать другого сравнения. Ну, подручный, соучастник. Говоришь, что жаль меня. А тысячи людей?
— Я вижу, ты совсем перестал думать по-немецки, — с сожалением заметил Густав.
— А сколько на заводе немецких женщин?
— Что-то около пятисот.
— Интересно, что они подумают о тебе, когда будут спасены и вся история станет известна, — промолвил Томас.
— Ты уверен, что найдешь?
— Да. И надеюсь все же на твою помощь. Вот смотри, мне скрывать нечего, — Томас достал из потайного кармана небольшой листок бумаги, — Вот что написано:
«Немецкий народ! Подымайся на спасительный подвиг…».
— Тише ты! — испугался Густав. — Не на митинге в защиту родной земли.
Томас стал читать тише:
«Подымайся на спасительный подвиг против Гитлера и Гиммлера, против их губительного режима!
В единении — твоя сила! В твоих руках — и оружие для борьбы!
Освободись сам от этого безответственного и преступного государственного руководства, толкающего Германию на верную гибель!
Кончай войну, прежде чем совместное наступление объединенных сил противника уничтожит немецкую армию и то последнее, что еще осталось у нас на родине! Нет такого чуда, которое могло бы нам помочь.
Немцы! Мужественной борьбой восстановите перед всем миром честь немецкого имени и сделайте первый шаг к лучшему будущему».
Прочитав, Томас сжег бумагу над спиртовой плошкой.
— Это я для тебя принес, больше не потребуется, — сказал он. — Ты понял, что нужно делать сейчас, пока не слишком поздно, где спасение?
— Кто это написал? — холодно спросил Густав.