Штын
I
В маршрутке семнадцатилетняя Оля еле сдерживала слёзы. Второй день отец не отвечал на звонки. В трубке завывали гудки, и, казалось, с каждым разом паузы между ними становились всё длиннее. Сердце дочери замирало, она прикусывала губу и ждала, что на этот раз услышит папу, но после секундной тишины все её надежды разбивались об очередной гудок. Спустя полсотни безуспешных попыток дозвона появился неживой женский голос. Безразличный к чужой тревоге робот объявлял, точно приговор: «В настоящее время абонент не может ответить на ваш звонок…»
Оля писала отцу в мессенджерах и строчила СМС: «Папочка, перезвони, пожалуйста, я очень волнуюсь».
Телефон в руках завибрировал, Оля дёрнулась от неожиданности, с надеждой посмотрела на потрескавшийся экран и сильно расстроилась: это звонила мама.
— Как дела? — спросила она.
— Никак, — вздохнула дочь. — Не берёт он.
— Ты в транспорте что ли? — разозлилась мама. — К нему едешь? Ума совсем нет, Олька? Ты меня доведёшь, я тебе все прогулки оборву. У меня же сердце, а я от твоих похождений корвалолом травлюсь! Сколько можно доводить?! С кем ты связываешься, а? Его как из газеты попёрли, так он не просыхает поди, даже дочери родной не звонит. Небось, опять свою книгу по десятому кругу переписывает. И куда ты собралась? На алкаша этого смотреть?
— Не наговаривай, мам! — обиделась Оля. — Он же творческий человек! Пишет, не пьёт. Мы с ним созванивались три дня назад.
Мать притихла. А Оля замерла от испуга, сообразила, что сказала лишнего.
— Не поняла, — донёсся из трубки грозный мамин голос. — А почему ты мне об этом не говорила?
— Мамочка, мне выходить сейчас, давай позже перезвоню… — протараторила Оля и быстро сбросила звонок.
Она вышла на конечной. На улице было ветрено и сыро. Оля застегнула бомбер, проверила в заметках на телефоне адрес съёмной отцовской квартиры, вбила его в карты и пошла по проложенному маршруту. Во дворах быстро нашла девятиэтажную брежневку и позвонила в домофон. Услышала, как следом за писклявой мелодией где-то наверху раздаётся приглушённое пиликанье. Но отец не открывал.
Тогда она отошла и стала прикидывать, откуда доносится звук: взгляд зацепился за деревянную раму с открытой форточкой. Оля прищурилась и заметила у окна тёмную фигуру, но та быстро скрылась за занавеской.
Тут же мелодия оборвалась, и из дома вышел невысокий лысый мужик. Оля спохватилась, забежала в подъезд и поднялась на нужный этаж.
Дверь отцовской квартиры оказалась деревянной и на фоне соседских железных смотрелась очень простенько и бедно. Серая кнопка звонка в засохших пятнах краски поддалась не сразу. Оля позвонила несколько раз и прислушалась. От звука приближающихся шагов внутри беспокойной дочери всё похолодело.
— Кто? — негромко спросил женский голос.
Оля вздрогнула, вспомнив ужасное механическое «абонент недоступен», и выпалила:
— Я к папе пришла, он сказал, что тут живёт...
— Ушёл отец, — оборвал её голос.
Оля почувствовала жжение на лице, а потом уловила мерзкий запах. Она узнала его.
Год назад Оля впервые приехала на семейную дачу втроём с подружками. В одной из комнат девочки почувствовали противную вонь от батареи. Оказалось, небольшая мышка наелась разложенной отравы и испустила дух на горячей трубе. Содрогаясь от гнусного вида разлагающего тельца, Оля сунула руку в целлофановый пакет и отодрала мёртвого грызуна от чугуна. Но чудовищный запах не уходил. Девочки пробыли в доме ещё полдня и уехали, не выдержав тошнотворного смрада.
По дороге на остановку Олей овладевала мучительная тревога: отца нигде не было. Из головы не выходила эта странная тётка в его квартире и знакомый отвратительный запах… Оля остановилась, задумавшись.
«Чёрт! — осенило её. — Гараж!»
Вспомнила папины слова:
«Ох, доча, — говорил он, — двор жуткий, машину на ночь боюсь оставлять, поставят на кирпичи — и всё. А я сейчас в такси устроился, хоть немного перебиться. Так что без гаража нельзя. Тут совсем рядом кооператив оказался. Я зашёл, договорился, взял себе конуру, — он рассмеялся. — Но мне там не жить, так, раз в недельку под капотом поковыряться…»
Оля проложила новый маршрут.
Ветер усиливался, накрапывал дождь. Оля ускорилась, через сквер добралась до КПП со шлагбаумом, постучалась в окошко. Остроносый охранник спросил имя и фамилию отца, посмотрел по журналу.
— Погоди-ка, — он призадумался. — Помню, слушай. Вроде понял, кто такой. Я вечером на сутки заступил, а ночью его и видел, он куда-то поехал и пока не возвращался вроде. Сейчас тебе номер скажу…
Оля записала в заметках цифры, пошла мимо однотипных кирпичных рядов, покрытых рубероидом, на другой конец территории. Там, у кручи, ведущей в огромный карьер, неровной линией тянулись разборные железные коробы с двускатной крышей. Самый последний, стоящий около трёх мусорных баков, был настежь раскрыт.