Выбрать главу

Оля сверила номер: действительно, отцовский гараж. Мельком оглядевшись, она вошла.

Внутри было темно и жутко, на полу валялись пустые банки из-под газировки, а за сложенными друг на друга шинами что-то шуршало. В нос снова ударил противный запах, резко заболела голова.

Оля вернулась на свежий воздух и устало потёрла веки. Внезапно ей почудилось, что из темноты на неё кто-то смотрит. Она знала, что в такие моменты нужно вести себя непринуждённо, чтобы не дать злодею лишнего повода для нападения. Боясь показать своим видом, что заметила притаившегося наблюдателя, она поправила волосы, достала телефон, сделала вид, что ловит сеть, и, недовольно цокнув, начала медленно отходить от ворот.

Мельком она всё же поглядывала на сконцентрированный в железной коробке мрак, но никак не могла разглядеть ни пару глаз, ни очертания человека, точно сама зловонная чернота и была гигантским оком.

Отойдя ещё на несколько метров, Оля ускорилась и побежала к КПП. Остановилась лишь за шлагбаумом, отдышалась и, поникшая, пошла на автобус.

Дома мать рвала и метала, обзывала Олю идиоткой, стегала её полотенцем, божилась, что никогда больше не пустит дочь на улицу. Но та сидела совершенно измотанная и даже после всех издевательств не проронила ни слезинки.

Вечером того же дня матери позвонили с незнакомого номера. Рассерженная, она кинулась к Оле и, размахивая мобильником, запричитала:

— Подох папка твой, всё, преставился, сука такая! — И вдруг завыла, прикрыв лицо руками.

Дочку будто прошибло током. Никак не получалось унять тремор, челюсть время от времени непроизвольно дёргалась. Оля упрашивала мать поехать в морг вместе, но та лишь отмахивалась и шептала себе под нос то оскорбления, то молитву.

Сидеть в одиночестве было невыносимо. Оля заперлась в комнате, включила свет, фоном поставила комедийный сериал, а сама завернулась в одеяло и тихонько заплакала.

Каждый удар дождевой капли о стекло отзывался дрожью в её груди. Жуткие мысли не отпускали. В памяти всплыл гаражный мрак, фантазия взяла непроглядную тьму, свернула её на манер воронки и превратила в огромную круглую пасть. Тёмный кошмар освободился, взмыл в воздух, растянулся, что резиновый, и поглотил неподвижно стоящую жертву.

Проваливаясь в сон, Оля почувствовала, что падает, ноги её дёрнулись, и она тут же проснулась.

В прихожей кто-то зашуршал пакетом.

— Солнышко, — позвал её мамин голос, — подойди сюда.

Дочь подкралась к двери, взялась за ручку, но замешкалась. Что-то было не так. Тогда она легла на холодный пол, заглянула в щель, чтобы убедиться, и в ужасе завизжала, отскочив назад. С той стороны на неё смотрела мать. От широко раскрытых глаз по её бледным щекам тянулись чёрные подтёки. Испуганная женщина тоже вскрикнула и зычно выругалась.

— Мамочка?! — глухо крикнула Оля, прикрыв дрожащими руками рот. — Что у тебя с глазами, мама?!

— Тушь потекла, что… — растерянно ответила женщина. — Ты не отзываешься, а я тень на полу увидела и полезла посмотреть… тьфу, чтоб тебе пусто было! Никто меня не жалеет!

— Прости, пожалуйста, прости! Я не хотела пугать.

Оля поднялась, сдвинула шпингалет и вышла в прихожую. Мать стояла у зеркала и ватным диском смывала поплывший макияж. Рядом с ней на комоде лежал плотный бумажный пакетик.

— Ну что там? — тихо спросила дочь.

— Ох, Оленька, кошмар какой-то, он на себя-то и не похож. Меня там чуть инфаркт не стукнул, до сих пор грудь горит. Я сейчас с ритуальными услугами договорюсь, потом всё расскажу. Посмотрим вместе, что он там в блокноте понаписал. Посиди пока, подожди.

Она скомкала в кулаке грязный диск и ушла на кухню. Оля дождалась, пока мать начнёт разговаривать по телефону, и аккуратно раскрыла пакет. Внутри, помимо отцовских документов, лежал тоненький блокнот с эмблемой отеля. Дочь схватила его двумя пальцами, вытащила, быстро ушла в свою комнату, открыла первую страницу и начала читать.

II

Я делаю эти записи, сидя с бельевой прищепкой на носу.

Правда в том, что книгу мне уже не закончить. Так пусть хоть предсмертная записка расцветёт литературной розочкой, как бы глупо это ни звучало.

Я понимаю, что скоро умру, и не могу позволить себе ограничиться парой коротких строк.

Всё началось вчерашним вечером.

Огромное поле скошенной пшеницы, посреди которого я очнулся, одной своей стороной уходило далеко наверх и обрывалось у линии горизонта, а тремя другими утыкалось в ряды высоких деревьев.