Но даже не это главное. Ленин, судя по некоторым воспоминаниям, поразил Шукшина масштабом своей фигуры, своей грандиозностью, тем, что сумел произвести в России полный переворот. Известно высказывание актера Ивана Рыжова об отношении Шукшина к главному советскому монстру: «Величайшей личностью всех времен и народов считал Ленина. Всегда поражался, как один человек мог сделать так, что миллионы перестали верить в Бога». Таким образом, в сознании писателя и режиссера Шукшина Ленин и Степан Разин (изображенный в дальнейшем сценарии убежденным врагом Церкви и царской власти) смыкались: оба пришли, да не сумели дать волю, а кроме того, общий личный мотив — месть за казненного властями брата — их сближал и был Шукшину психологически понятен и оправдывал любую жестокость, обоими, Разиным и Лениным, совершенную.
НАТУРА ОН СЛОЖНАЯ, ПРОТИВОРЕЧИВАЯ, НЕОБУЗДАННАЯ, РАЗМАШИСТАЯ
Василий Макарович взялся за эту тему так серьезно, как не брался ни за какую другую. Он читал художественные и научные книги, изучал документы, он был готов диссертацию по Разину защитить, переписывался с заместителем директора по научной работе Новочеркасского музея Лидией Андреевной Новак, которую самой первой причислил к возглавляемому им ордену «активных разинцев», и даже попытался связаться с неким зэком, который якобы обнаружил «клад» Степана Разина.
Последняя история заслуживает отдельного упоминания как сюжет для ненаписанного Шукшиным рассказа. Суть его вкратце такова. Однажды в Новочеркасский музей истории донского казачества пришло письмо от заключенного, утверждавшего, что владеет тайной кованого сундучка, внутри которого имеются золотые монеты и бумаги со словом «Разин». «Активный разинец» Л. А. Новак вспоминала: «…как только Василий Макарович услышал от меня эту историю с письмом, он воскликнул: “Слушайте, я этому человеку верю! Мог он что-то такое чрезвычайное найти”. Я сказала: “Вряд ли, у нас таких писем сколько угодно…” “Нет, нет, — горячо возражал Шукшин, — тут что-то есть”. И он сказал мне, что, работая в Архиве древних актов над “прелестными” письмами Разина, призывавшими голытьбу в его войско, Шукшин заметил: в тексте этих писем слово “Разин” тоже бросается в глаза. Признаюсь, я не могла не увлечься верой Василия Макаровича в счастливую случайность. Мне удалось добиться разрешения на встречу с автором письма, но когда я к нему приехала, его уже перевели в другое место. Тогда за поиски взялся Василий Макарович…» О том, чем они закончились, Шукшин написал в письме Лидии Андреевне в октябре 1968 года: «Об авторе того письма. Разыскивал его работник госбезопасности и нашел где-то на северном Урале (в лагере) чуть ли не с 15-летним сроком заключения. Рецидивист. Всю историю с находкой, конечно, выдумал. (Но выдумал поразительно точно!) На прямые вопросы об этом вилял (“што-то такое помню…”), вразумительного, конечно, сказать ничего не мог. Черт!»
Сохранилась шукшинская заявка, датируемая мартом 1966 года:
«…Написано о Разине много. Однако все, что мне удалось читать о нем в художественной литературе, по-моему, слабо. Слишком уже легко и привычно шагает он по страницам книг: удалец, душа вольницы, заступник и предводитель голытьбы, гроза бояр, воевод и дворянства. Все так. Только все, наверно, не так просто. (Сознаю всю ответственность свою после такого заявления. Но — хоть и немного документов о нем — они есть и позволяют увидеть Степана иначе.)