Выбрать главу

Однако не забывай, что и я тебе не чужой, а потому обманывать меня до некоторой степени грешно.

Нечего скрывать: мне приятно было читать те строки, где ты рассказываешь о ней, но, или я слишком недоверчив или мало убедительности в тех строках, — я почему-то не верю им».

Сохранилось также письмо, которое Шукшин послал Марии Ивановне, и в нем тот же дидактический напористый стиль, что и в письмах к матери и сестре, хотя создается впечатление, что Шукшин адресует наставления и советы не Маше, а самому себе: «…смелее во всем, везде и всюду. Смелее! Побеждает тот, кто не думает об отступлении…»

После шукшинской побывки в Сростках летом 1951 года Марии Шумской оставалось ждать своего парня и испытывать его ревность как минимум еще два с половиной года. Шукшин был зачислен на действительную военную службу с 1 января 1950 года, а служить предстояло четыре года, однако он не дослужил срочную из-за болезни. Позднее Шукшин рассказывал сыну режиссера Марлена Хуциева Игорю, как однажды с ним в открытом море случился приступ, а тот передал шукшинский рассказ в воспоминаниях:

«Было это в шторм. И врач велел везти его срочно на берег. Он показывал рукой, как поднимали волны шлюпку, как прыгал вдалеке берег:

— Вот так: раз — и вверх, а потом вниз проваливаешься. А боль — прямо на крик кричал: “Ребята, ребята, довезите!” Стыдно, плачу, а не могу, кричу. А они гребут. Не смотрят на меня, гребут. Довезли».

Но это такая же художественная выдумка, как и то, что он служил на боевом крейсере или эсминце. Легенда, которую сам Шукшин никогда не опровергал, а, напротив, поддерживал даже тогда, когда в этом не было никакой необходимости. Так о службе Василия Шукшина на корабле, предназначенном для радиоперехвата (не на берегу!), упоминает Анатолий Гребнев, познакомившийся с ним в 1970-е годы. В эту легенду свято верила его мама и сурово отчитывала за низкую правду шукшинского флотского товарища В. Мерзликина: «…я что-то из вашего письма поняла, что вы не моего Васю знаете, а другого. Вася мой служил на корабле, я и корабль знаю как звать. Не береговой он моряк, разве мы не знаем… Ведь он год не дослужил — пятый. Он был комиссован по болезни, признали язву желудка. Он лежал в чужой земле два месяца. Его сняли с корабля на шлюпке… Я знала, когда идут в плавание и когда приплывают… Был большой шторм трое суток, его сильно рвало, и с тех пор у него стал болеть желудок. Вы путаете… вы не все знаете. Я вот знаю, у них при большой качке смыло моряка с вахты, он не привязался. 40 минут держался — не могли спасти… Я в том вашем письме прочитала — “дом на фотографии, Вася здесь работал”. Но я что-то не поверила… Вы ошибаетесь…»

Ошибалась на самом деле она, а также — надо полагать — с ее слов все население Низовки, Мордвы, Баклани, Голожопки, Куделькиной горы и прочих сростинских краев, привыкших к образу боевого моряка. Впрочем, по воспоминаниям сослуживцев, их отделение должно было все-таки выйти в море в дружественный поход боевых кораблей в Болгарию и Албанию в 1953 году, но Шукшин к тому времени был списан на сухопутный гражданский берег за год до окончания службы из-за язвы желудка и двенадцатиперстной кишки.

Проблемы со здоровьем могли начаться у него когда угодно, но примечательно, что обострилась болезнь на флоте, где кормили, скорее всего, неплохо, однако постоянное напряжение давало о себе знать. Василий Макарович скрывал от домашних, что ежемесячно лечится по поводу хронического гастрита амбулаторно в поликлинике Черноморского флота, писал и сестре и матери о том, что чувствует себя хорошо, однако улучшения в его состоянии не наступало. В ноябре 1952 года Шукшин попал в Главный военно-морской госпиталь Черноморского флота и пробыл там две недели. В декабре его признали негодным к военной службе со снятием с учета, и он вернулся в Сростки. Нетрудно представить, как была обрадована внезапным возвращением сына, а еще больше встревожена его болезнью Мария Сергеевна.

ИНОГДА ОН САМ ПРИНОСИЛ ВОДКУ

В Сростках Шукшин практически безвыездно пробыл полтора года — до июля 1954-го, то есть до отъезда на учебу в Москву (до этого так долго на родине он жил лишь в детстве), и за это время успел сделать фантастически много. Во-первых, он подправил здоровье, для чего ему пришлось снова лечь в больницу, а потом пройти курс домашнего лечения под строгим присмотром матери; во-вторых, получил аттестат о среднем образовании, в-третьих, нашел трудную, но престижную работу (или скорее она его нашла), в-четвертых, вступил в комсомол, а через год стал кандидатом в члены КПСС. Без всего этого никакого ВГИКа ему было бы не видать.