Я прислоняю палец к губам, и Лиза, понимающе кивнув, уносит колонку в прихожую.
— Алло? — хриплю и краснею до кончиков ушей, и из трубки раздается бархатный, до мурашек приятный голос:
— Малыш, доброе утро. Говорят, ты на меня обиделась? А я ведь весь извелся из-за того, что ты не пришла. Прости, действительно вышло не очень. У меня не все гладко в семье, и голова настолько этим забита, что я не сразу догнал, насколько некрасиво поступил. Обещаю, такое больше не повторится. Простишь меня? Встретимся сегодня?
Во мне взвивается иррациональное желание сказать ему нет, но проблемы бывают у всех и все ошибаются. Он попросил прощения и, если я хочу продолжать с ним общаться, пора повзрослеть и научиться входить в положение.
— Хорошо! — соглашаюсь я. — И нисколько я не обиделась…
— Уф. Спасибо! — в тоне Шарка слышится облегчение. — Я заеду за тобой в три часа. Буду заглаживать свой проступок. Сделаю все, что скажешь!
13
Вместо того, чтобы волноваться и судорожно прихорашиваться перед встречей, я раскрываю свой старый ноутбук и включаю «Ходячий замок».
Не помню, когда впервые его посмотрела — это точно было в очень раннем детстве. Некоторые его кадры меня пугали, некоторые — завораживали и вызывали страстное желание рисовать, но главный герой всегда притягивал внимание, и в груди теплело, когда он улыбался. Я и сейчас с открытым ртом на него смотрю, и странная ассоциация с незнакомцем из заброшенного музея крепнет все сильнее… Но Лиза, намеренно создавая шум, вламывается в комнату, бросает в меня привезенной курьером шаурмой и банкой колы и спрашивает, не забыла ли я про время.
А ведь предстоящая прогулка с Шарком действительно вылетела у меня из головы.
Ровно в три Шарк звонит и мурлычет в трубку, что ждет меня у подъезда.
Влезаю в первое, что попало под руку — штаны и футболку — и, как есть, — без макияжа и с хвостиком на затылке, заваливаюсь в лифт.
Июнь встречает меня первой в этом году жарой — во дворе плавится асфальт, страшное пекло и ни души, лишь в тени детской горки сидят три девчонки чуть младше меня и пялятся на низкую, дорогущую черную тачку, притаившуюся у клумбы.
Растерянно осматриваюсь, губы дрожат от разочарования и обиды.
Но зеленоватое стекло с водительской стороны медленно опускается, в окне показывается невероятной красоты парень с рыжей шевелюрой и в черных очках, и у меня подкашиваются коленки.
— Привет! — машет он, и я, под стук упавших челюстей бедных девчонок, ныряю в прохладный, комфортабельный салон и аккуратно пристегиваюсь.
— Привет! — я пытаюсь не выдавать замешательства. К тому же, Лиза рассказывала, кем работает его отец, и вопрос, откуда у Шарка такая тачка, отпадает сам собой.
— Куда держим путь? — он широко и радостно скалится, но в отражении черных стекол я вижу только свою бледную физиономию.
— Сам решай. Я пока не знаю город. Только, пусть это будет не клуб и не ресторан, ладно? Может, просто погуляем, как в прошлый раз?
Вероятно, такой акуле, как Шарк, мое предложение кажется детским лепетом, но он с готовностью кивает и нажимает на газ.
— Понимаю, — неожиданно признается он. — Сам терпеть не могу пафосные заведения. Значит, гуляем.
Мотор урчит, тачка легко и плавно скользит по проспектам и многополосным улицам, в салоне звучит приглушенная музыка, витает кондиционированная прохлада с запахом хвои. Шарк — в черной свободной футболке и черных джинсах, — расслабленно придерживает руль, медная челка волной падает на лоб, идеально прорисованная акула устрашающе разинула пасть на его на предплечье.
Он похож на модель, а меня словно засосало в рекламу красивой жизни и дорогих авто. Мне ужасно некомфортно, но, вместе с тем, я испытываю какой-то рабский пиетет и прибивающий к земле трепет. Все же, восхищение успешными самцами вложено в девочек самой природой. Ну, или же я перечитала романтических книжек в своем «тепличном» детстве, и это не лучшим образом сказалось на моем моральном облике.
Но у меня хотя бы есть причина любоваться этим парнем и искать с ним встреч.
И я, прижавшись щекой к теплой коже подголовника, осторожно шепчу:
— Шарк, а почему именно я?
Он тормозит на светофоре, отвлекается от дороги, поднимает на темя очки и смотрит так, будто впервые меня видит — удивленно, растерянно и раздраженно. Но в его светонепроницаемых глазах быстро загораются лукавые огоньки, а губы растягиваются в обворожительной улыбке.
— Все элементарно, Варя, — он протягивает руку и заботливо убирает за ухо мою выбившуюся прядь. — У тебя такие глаза… Огромные, грустные… Как у милого котенка. Хочется оберегать тебя и защищать от целого мира.