Это открытие нужно как следует уложить в голове, а пока я решаю нагло воспользоваться возникшим между нами доверием:
— Лиза, а можно мне и сегодня потусить с вами?
— Блин, Варь, — она напрягается, но нарывается на мой грустный, наполненный мольбой и трагизмом взгляд и нервно постукивает пальцами по корпусу планшета. — Ладно. При условии, что ты будешь помалкивать и сядешь там же, где и вчера.
От радости я готова удушить ее в объятиях, но отказываюсь от этой идеи как от несвоевременной, и мучительно подбираю слова:
— Спасибо… А этот… Шарк, — на его имени в горле пересыхает, — Он, ну… С кем-нибудь встречается?
— Что, влюбилась? — Лиза ставит точный диагноз и усмехается, но я возмущенно мотаю головой:
— Нет. Просто вчера он первым подвалил познакомиться, а я не знаю, с чего начать наше общение.
— Мой тебе совет: лучше не начинай, — Лиза опускает лицо, выбирает цвет на палитре и сосредоточенно растушевывает, явно давая понять, что аудиенция окончена. Но повисшую между нами тишину нарушает бодрый стук в дверь, папа объявляет, что рагу и печеные ребрышки готовы, и призывает нас на кухню.
Ужин проходит в атмосфере гармонии, тепла и полного взаимопонимания, но я тороплю время и с трудом досиживаю до традиционного десерта Анны. Прикончив его за минуту, спешу в комнату, не слишком удачно копирую свой вчерашний макияж и надеваю клетчатую юбку и лонгслив.
— Ты опять в этих шмотках? — Узрев меня, Лиза приходит в ужас. — Серьезно? Переоденься! Люди подумают, что мы нищие, не подкидывай лишний повод для глума.
— А по-моему, образ подобран отлично, и я пойду в них! — отрезаю я.
Ведь именно эти вещи привлекли внимание Шарка.
***
Сегодня ярко-алый закат — тревожный, ослепляющий, величественный. Спальные районы, окутанные красным смогом, перемигиваются бликами в сонной дали, вода в фонтанах сделалась рубиновой, как вино, медные волосы Шарка кажутся огненными, а в черных глазах мерцают дьявольские искры.
Я сижу на своей скамейке и не отсвечиваю, любуюсь им, задыхаюсь от восторга и трепета и глупо улыбаюсь. Я бы и рада хоть что-то сказать, но язык прилип к нёбу, а мозг перестал генерировать связные мысли.
Шарк на меня не смотрит — вовсю заигрывает с симпатичной высокой девчонкой.
Спешащие по домам прохожие напоминают блуждающих в малиновом тумане призраков, бездомный мужик у памятника героям Гражданской войны показывает всем желающим карточные фокусы, и я на несколько долгих минут забываю о Шарке. У бродяги поразительно фактурная внешность — длинный нос, усы как у Сальвадора Дали, близко посаженные глаза, и в моей груди возникает жгучее, зудящее желание взяться за карандаш или кусочек угля и перенести его черты на бумагу. Впервые за полгода я искренне сожалею, что покалеченные пальцы не гнутся, и с карьерой художника пришлось распрощаться.
С заходом солнца холодает, из заросшего сквера выползает темнота и стремительно пожирает остатки дня.
Шарк снимает черный пиджак, галантно набрасывает на плечи озябшей девчонки, и на его руке, от запястья до локтя, расцветает тату в виде акулы с хищным оскалом.
Столь прекрасное зрелище вынести я не могу и отворачиваюсь. Надо что-то предпринимать и, желательно, прямо сейчас! В поле зрения попадает одинокий фургон с мороженым и я, вызвав замешательство у честной компании, соскакиваю со скамейки и громко выдаю:
— Ребята, кому мороженое? Лиза, Шарк, что вам купить?
— А? — растерянно переспрашивает тот, но хотя бы отвлекается от своей пассии: — Нет, красотка. Я такое не ем.
Лиза что-то шепчет Фантому на ухо, покидает его колени, за локоть оттаскивает меня к кустам и шипит:
— Что за детский сад? Хочешь — иди и покупай! При чем тут я и ребята?
В этом обществе мажоров и позеров она становится пластиковой, неприятной и максимально чужой, и я опять проваливаюсь в бездонное болото одиночества.
— Так и сделаю! — с дебильной улыбкой объявляю я, но в груди разрастается ощущение катастрофы. Что ж, зато мороженое здорово лечит душевные раны.
Как побитый кошкой голубь, ковыляю к фургону, встаю перед зазывно раскрытым окном и долго выбираю топпинги и посыпки, перенимаю из рук полной тетеньки огромный рожок и с невыразимым удовольствием откусываю половину сливочного шарика. Жизнь сразу налаживается. И пусть насмешка во взгляде Шарка была слишком явной, я не собираюсь сдаваться — просто потому, что еще никого и никогда не любила настолько сильно.
Обдумывая варианты возможных стратегий, медленно возвращаюсь к скамейкам, но позади раздается жужжание и глухое постукивание, чьи-то руки крепко обхватывают мои бока, поднимают над землей и, крутанув в воздухе, снова ставят на выщербленную брусчатку. Я вскрикиваю, но испугаться не успеваю — в считанных сантиметрах проносится электросамокат с беспечным подростком, вцепившимся в руль. Наезд на бешеной скорости мог бы переломать мои хрупкие кости, но кто-то проявил чудеса реакции и в последний момент меня спас.