Ефремыч призадумался. Потеребил усы в пальцах, репу почесал в думе тяжкой, высморкался так деловито. И кивнул. А потом вдохнул с таким вселенским горем, будто бумага в туалете закончилась.
-Мда… — покачал головой он. — Клиника. Аллес Капут. Всем им идеальных подавай. Вот, я те не это, этсама… Не литератор, ясен хер, ëпт твою мать, но это, этсама… О, абажжи, слушай.
Он достал свой «Сяоми» и, быстро пощëлкав по экрану, приложил телефон к уху. После недолгих гудков раздался голос сына.
-Сына, это… Да, ещë раз с Новым Годом… Слушай, тут, этсама… С Олимпичем едем, да… Не, ты что?! За баранкой?! Ни капли в рот, не, сына, не! Пришли мне по Ватсаппу это, этсама… Ну, где Ленка свои эти… Да, да, гомиков своих! Я Олимпичу хочу показать… У него ж, да-да… Олежка, зять его, да… Всë, это… Ага, спасибо большое тебе. С Новым Годом, сынок!
Проехав заправку, Ефремыч закивал. Телефон пискнул — вот и долгожданная ссылка.
-Технологии, этсама! — улыбнулся он. — Ща, давай посмотрим, этсама… Стихи вон тут какие-то, истории нерасказанные… Ух, старухин пах пахнет! Кошмар какой! Чë там ещë, ëпт… О, гляди! Ща зачитаю!
Под тихий шум магнитолы, под мигание гирлянд, под задорные кривляния Ефремыча — ну точно артист! — Олимпич так и гнал Вольво вдоль бесконечной дороге. На секунду ему даже показалось это странным — ни машины впереди, ни огонька. Только так, мелькает справа, бывает, свет, да и всë. Впереди метель, позади тоже.
Проехав заправку, Олимпич вышел из транса. Ну, а что? Всë равно трасса пустая, да? Чë уж там. Скоро они будут дома.
-Гляди, этсама! — хлопнул по экрану смартфона Ефремыч. — И ни одного нормального человека, ëпт! Все какие-то смазливые, патлы себе отрастили, в костюмах с иголочки! Вот, не верю я, этсама! Как Станиславский завещал, етить! Не верю, и всë! Не бывает таких людей! Вот, взять нас с тобой! Простые мужики! Везëм цветы из Голландии! Только, кто в январе цветы покупает, я не знаю, но, этсама… Про нас не пишут, ëпт твоя мать, а мы с тобоц самые настоящие, етить! Вон, шевелюру не опускаем — я вообще в «Людмиле» стригусь за двести рублей! Рубашка старая ещë, парфюмом не пользуюсь, и что? Я что, второй сорт от этого?
-А откуда ты знаешь? — улыбнулся Олимпич и пожал плечами. — Может, и мы герои какого романа. Или хотя б рассказа. Может, боевик с приключениями, как «Дальнобойщики» с Галкиным, а? Или страшилка с Фредди Крюгером? О, а помнишь медведя из «Морозко»?
-О, как такое забыть! Я кошмары с ним видел, когда маленьким был!
И так всегда. С одной темы на другую. То о кино, то о политике, то о женщинах, то об армии. С такими беседами точно не заснëшь. Под такие разговоры и зачнеженное пустое шоссе в ночи покажется июльской пробкой в полдень, а хриплый шум магнитолы и вовсе сменится Юрием Антоновым.
Проехав заправку, мужчины задумались, и нескончаемый разговор, вдруг, утих. Совсем ненадолго — так, чтобы перевести дух и набраться сил на новый раунд.
-А у меня тоже для тебя подарочек имеется, — заговорил Олимпич. — Вон, в кармане куртки поищи.
И протиснув руку за спину напарника, Ефремыч жадно потянулся к ватнику, что висел у двери. Порылся быстро и…обомлел. Медленно достал, а там!
-Старухин пах пахнет! — воскликнул он, и улыбка буквально засияла. — Портсигар, ëпт твою мать! А внутри… — он протянул к себе железную коробочку, провëл мозолистыми пальцами по гравировке, открыл защëлку и достал чëрную сигарету, понюхал и довольно закивал.
-Вот, знаешь, как сердце растопить моë! Знаешь, как уважить! Спасибо тебе, братан! От чистого сердца! Ух, ща подымим!
Проехав заправку, они закурили. И пока Ефремыч теребил несчастную папиросу в руках, качал головой и причмокивал после каждой затяжки, Олимпич вдумчиво глядел вперëд. Лишь тьма. Огни вдали. Тихое шипение магнитолы. Неужто, радио здесь ловить перестало? Как-то резко всë. И гирлянда замигала. А чë не переливалась теперь так, медленно?
И проехав заправку, Олимпич тихо сглотнул накатившийся ком. Его глаза резко распахнулись, а пальцы намертво вцепились в баранку.
-Слушай, — не отводя взглядя, негромко окликнул Ефремыча. — А у тя связь ловит?
-Ну… — тот достал телефон, посмотрел в горящий экран и покачал головой. — Не, Олимпич. Ни фурыжит эта хуета. Китайцы, чë взять? Хотя у них ща прогресс такой пошëл, что старухин пах пахнет!
-Да не, тут дело такое… Ща, ну-ка…
Проехав заправку, Олимпич напрягся. Магнитола продолжала шипеть, а сколько бы Ефремыч не перезагружал телефон, всë одно — ни палочки!
-Эх, ëб! — махнул он рукой, поморщился и потянулся к выключателю. — Заманала эта гирлянда, ëпт твою мать. Мигает и мигает! Давай, вырубим еë, нахуй!
-Подожди, смотри, — тихо прошептал Олимпич, не поворачивая головы. — Внимательно смотри.