— Не скучаешь?
— А по ком скучать? У нас все дома.
— А тебя не бьют?
— Про кого это вы? Про Сережку Мурадова или про Катьку Свиридову с соседнего двора?
— Да нет, я про твою маму.
— Она меня никогда не бьет. Зачем драться? Это же больно. Давайте играть в шахматы.
Семерихин будто очнулся от тяжких мыслей.
— Конечная цель шахматной игры — поставить мат королю.
На этих словах мы покидаем Семерихина и маленького Юру в Ташкенте в момент их тайного свидания и переносимся на пять лет вперед. Мы застаем взрослого Юру за шахматной доской в детском приемнике в Москве. Он сидит в саду на скамейке, играет в шахматы с Димкой и словно продолжает рассказ:
— Он-то и научил меня играть в шахматы. Тогда мне и в голову не пришло, что это был мой отец.
— Ты узнал бы его теперь, если бы встретил?
— Спрашиваешь! У меня даже его портрет сохранился.
Юра достал из кармана бумажку, аккуратно развернул ее, чтобы не порвать на сгибах.
— Смотри.
Ребята наклонились над старым Юриным рисунком, смотрели на смущенное, жалостливое лицо Семерихина.
— Твой батька?
— Смешной мужик.
За спиной у мальчиков в это время появился Григорий Романович. Остановился, никем не замеченный, смотрел на рисунок.
— Кто рисовал? — спросил он ребят.
— Я, — сказал Юра.
— Это его батька, — сказал Димка.
— Дай-ка сюда, — протянул руку Григорий Романович. — Давай, давай, я его не съем. Посмотрю и верну.
Юра неохотно отдал рисунок.
С этим рисунком Григорий Романович пришел в кабинет к Людмиле Васильевне. Она посмотрела на рисунок и улыбнулась.
— Я видела, Юра показывал. Действительно, напоминает лицо Семерихина. Что-то характерное схватил. Теперь он постарел, стал тусклый и примятый. Это он сам так сказал о себе.
— Не звонил еще?
— Наверное, завтра позвонит. Думает.
Ребята играли во дворе, в том месте, где накануне пытались сделать подкоп под стену.
Кудрявый и смуглый, как цыганенок, мальчик играл на губной гармошке, Димка дул на расческу, обернутую бумажкой, кто-то гремел кастрюлей. Под дикую музыку и звонкие выкрикивания танцевала Люся. Она сама придумывала танцы, двигалась с задором, приятно было на нее смотреть.
Ребята выкрикивали какие-то бессвязные слова, подражая английским песенкам битлов, прихлопывали ладошками, топали ногами, визжали и подсвистывали.
Люся отчаянно танцевала в бешеном ритме, раскидывая руки и развевая по ветру прямые белокурые волосы.
Все неистовствовали, кричали.
Только один Юра грустно стоял в стороне с шахматной доской в руках.
В самый разгар танца прямо через стену перелетел большой моток новой веревки для белья и упал к ногам Люси.
Танец прервался. Юрка бросился к веревке, подхватил ее и запрыгал от радости.
— Молодец, Наташа. Спасибо! — закричал он на стену, откуда упала веревка. — Сдержала слово. Молодец.
Мальчишки обступили Юру, стали рассматривать веревку. Все хором закричали Наташе:
— Спа-си-бо, На-та-ша! Спа-си-бо!
Семерихин возвращался с работы. Подошел к своему бревенчатому домику в Филях, остановился у ворот, где стоял «Москвич». Взглянул на машину, погладил рукой радиатор, оставив полосу, смахнул пыль.
Решительно толкнул ногой калитку. Во дворе гуляли две девочки-близнецы, дочери Семерихина — Римма и Мира. Они играли с собакой, запрягали ее в старую детскую коляску. Услышали стук калитки и побежали навстречу Семерихину.
— Папка пришел! Папочка!
Отец присел на корточки, вынул из кармана леденцы, насыпал дочерям в ладошки.
— Золушки вы мои. С Барбосом играете?
Он ласково смотрел на девочек, на их растрепанные волосики, расцарапанные коленки.
— А где мама? Пришла?
Девочки сосали конфеты, укоризненно уставились на отца.
— Ты опять пьяный? — сказала одна.
— От тебя водкой пахнет, — сказала другая.
Семерихин рассердился.
— Где мать, я спрашиваю? Отвечайте!
Девочки испуганно насупились.
— В школу вызвали. У Кольки опять двойки и сплошные прогулы.
— И дневник потерял, — сказала одна девочка.
— Мама ему по щекам надавала, — добавила другая.
Семерихин огорченно смотрел на девочек, гладил их по головкам.
— А Коля где? — спросил он после молчания.
— На речку пошел.
— Купается?
— С ребятами под лодкой сидит.
— В карты играют и папиросы курят.
Семерихин сел на траву, привлек к себе девочек. Грустно смотрел на собаку. Девочки прильнули к отцу, притихли.