Перед тем как отключиться, я себя спросил, чем я умнее того парня, что нарисован на открытке с подписью “Остолоп”. Можно быть каратистом, боксёром, чемпионом боёв без правил, но если бегать по подъезду с мыслями не о том, кто может стоять за углом с монтировкой на взводе, то этой монтировкой можно получить по черепушке несмотря на все чёрные пояса, что висят в шкафу рядом с кимоно.
Когда очнулся, по глазам резанул яркий свет. Если судить по ощущениям, то меня вытащили из подземелья, усадили за стол, направили в глаза лампу-гестаповку, щёлкнули выключателем. Есть ли где на свете кайф больший?
Во рту горело, словно я разжевал горсть перца чили.
По Закону Бутерброда я свалился носом в угол, туда, где прохожие устроили отхожее место. Мне в нос разило смрадом, после которого торговка тухлой рыбой запахнет французским парфюмом. И ещё пахло кровью. Когда падал, соломки подстелить не успел, потому чуток разбил себе нос.
Открылась подъездная дверь. На пороге появилась новенькая квартирантка с сыном, которому на вид я бы дал годика три. Зато мозги у пацанёнка варили на все десять.
Пацанёнок указал на меня пальцем, улыбнулся.
– Мама, дядя убитый!
Я представил, как я выглядел. Раз уж ребёнок признал во мне труп…
Мамаша с сыном согласилась: мол, да, сынуля, дядя таки труп. Затем квартирантка хлопнулась в обморок. Пацанёнок запищал. Пришлось квартирантку спасать. Потому я и встал, иначе бы ещё повалялся, поотдыхал.
Я надавал квартирантке по щекам, ущипнул за верхнюю губу. Пацанёнок, завидев такое дело – всё же я бил его мамашу – пищать перестал, заорал.
В подъезд вошла соседка-пенсионерка. Увидела, как я, весь в крови, склонился над квартиранткой.
С моего носа на квартирантку капала кровь. Рядом орал пацанёнок…
Соседка-пенсионерка покачала головой.
– Ян, когда ты уже станешь взрослым? Ну, сколько можно валяться по подъездам и пугать мамочек побитой мордой?
Добавила что-то вроде того, что встретить меня без синяков сложнее, чем жирафа с короткой шеей. Затем приказала мне выйти проветриться.
К тому времени квартирантка очнулась, села, рассмотрела на своей блузке кровь, и чуть было не грохнулась в обморок снова. Хорошо, что соседка-пенсионерка всего за секунду успела квартирантке рассказать кто я да что я, и что к моим выходкам вроде валяний по подъездам с разбитой мордой надо просто привыкнуть. Квартирантка хлопаться в обморок передумала.
Я вышел во двор глотнуть воздуха, потому как подъездных ароматов наглотался вдоволь. Не подъезд, а тамбур общего вагона, ей богу!
Солнце лучилось таким приятным теплом, что по коже проскакало стадо мурашек. Сначала я подумал, что мурашек я нахватался, лёжа в подъезде. У нас этого добра хватает. Дворовых блохастых котов в подвале живёт десятка два.
Я ощупал карманы. Не пропало ни копейки. Мой мобильник нападавшему тоже не приглянулся. Я решил, что меня стукнули не ради ограбления. Оставалась месть. Тут у меня подозреваемых не меньше, чем тех, у кого на меня зуб, а этих можно выстроить по экватору от меня до меня, если меня поставить на экватор. Я мог подумать на кого угодно.
Думать я решил после того, как приму душ. Иначе подъездные ароматы, которыми, пока валялся в подъезде, я провонялся насквозь, свели бы меня с ума.
Я постоял во дворе, подышал, потопал к себе.
Дома, в коридоре, я посмотрел на себя в зеркало. В сравнении со мной негр после вечеринки с куклуксклановцами выглядит свежим огурчиком.
Я ощупал затылок, нашёл шишку размером с пробку от винной бутылки. В морозилке я нашёл куриный окорочок, приложил к шишке. Минут через пять, когда мозги начали покрываться льдом, я вернул окорочок в морозилку.
Затем я скинул с себя окровавленные и вывалянные в подъездной грязи шмотки, сунул в стиралку, включил короткую стирку.
Принимать душ стоя я счёл затеей рискованной. После встречи с монтировкой – или чем там меня огрели? – голова всё ещё шла кругом. Я подумал, что не ровен час, ноги подкосятся, свалюсь, треснусь черепушкой о край ванны, и спасать меня будет некому. Так и завоняюсь.
Я набрал ванну, улёгся, расслабился, включил те остатки мозгов, что удар по черепу таки пережили, и при этом сохранили способность думать.
В первую очередь я подумал на Ковылякина и тех орлов, с которыми общался на пляже “Стрелка”. Ведь я получил по черепушке после стрелки на пляже, после того, как сказал орлам, что пакет с коноплёй сжёг. Мало того, я ведь орлам ещё и накостылял. Такое унижение придурки обычно не прощают, мстят.
Во вторую очередь я подумал на Вадика. Кому как не Вадику желать моей смерти? Вадику могло не понравиться, что я его подозреваю, и в итоге я получил монтировкой по затылку.