Землемер закатил глаза к небу. Потом зажал ноздрю трудовым грязным пальцем. Сопля шмякнулась на землю, приминая траву.
— И библиотеку снесут? — заволновался Богдан.
— И библиотеку снесут, в ней кирпич гнилой ложен, крошится. Хотя и стоит твоя библиотека всего ничего. Чурок турецких из нашего православного Константинополя выпишем, американский небоскреб возведут с евроремонтом. А вместо книжек ваших пыльных телевизоры наши подключат. Чтобы, значит, мысли вредные истребить. Газ проведут, электричество. А то живете здесь, будто Богом забытые. Тоже мне, пустынь называется! Хорошо будет, светло! — землемер так воодушевился, что даже передал свою рейку Богдану. — Подержи, а я пока помечтаю. В небоскребе том и мне, глядишь, уголок в полуподвале найдется. Буду биты Николаеву подносить, рыбу динамитом глушить, “Наполеоном” уху запивать. Баб водить стану, трахать их по-западному. И предохраняться не буду, демографию страны стану улучшать. Красота, дух захватывает!
— А как же мы? — спросил юноша, чувствуя, как по телу ползет холодок.
— А что вы — лучше других, что ли? Покатитесь отсюда, куда доктор Очкасов прописал. Доктор, конечно, бывший, но право подписи все равно имеет. Может, и квартиру малогабаритную вам выделит на окраине России. Но, скорее, по миру пустит. Да не смотри ты на меня зверем, сейчас время такое, понял?
— Скажи, а платят-то тебе хоть прилично? — с ненавистью спросил будущий археолог и бросил рейку на землю.
— Не жалуемся… работенка грязная, зато хлебная, вкус рябчиков с ананасами мне знаком не понаслышке, — уверенно начал землемер. Потом призадумался. — Но помру все равно — как собака. Свои же, думаю, и замочат. А может, и чужие. Чем я, собственно, лучше других? Откуда мне знать…
Помолчали.
— Ты уж тогда свечку в церкви поставь. И напиши на бумажке: помянуть, мол, раба Божьего Афанасия. Писать-то умеешь?
Богдан кивнул.
— Вот видишь, писать умеешь, а документов на землю у вас все равно нет.
Богдан не нашелся с ответом.
— Молчишь? Да ты хотя бы сам с собой временами разговариваешь? — разъярился землемер.
Выслушав рассказ Богдана про вторжение Афанасия, Шунь предался меланхолии. Он уже не чувствовал себя в безопасности, воздух делался вязок. Шунь расстегивал верхнюю пуговицу, ощущая, как его шею сдавливает безысходность. Ему хотелось отвернуться к стене или забраться с головой в книжный шкаф…
Приглашение в Киото
Дождь шелестел всю ночь напролет, растворенное во влажном воздухе снотворное вещество ударяло в голову, надежно обездвиживая организм и вызывая кошмары. Богдан посапывал на тюфяке, брошенном на библиотечный пол, Шунь похрапывал в своем гамаке и даже Тарас безнадежно проспал свой патрульный час. Богдану снился глубокий раскоп с черепом на дне, в глазницы которого были вмонтированы внимательные глаза научного руководителя. “Что ты здесь нашел и что ты здесь потерял?” — вопрошали они.
У Шуня же не шли из сна давешние гости. Афанасий набивал безразмерные авоськи библиотечными книгами и, оседая под тяжестью, таскал их в багажник красного автомобиля. Книги проваливались туда, как в бездонную пропасть. После каждой ходки Афанасий плевал в грязные ладони и восклицал: “Выполним и перевыполним план по сдаче макулатуры!” Наблюдая за его спорой работой, Сюзанна и Жанетта тоже покрикивали: “Давай, давай! Мы тебе почетную грамоту выпишем! Будешь у нас на последнем этаже в небоскребе жить!” При этом Сюзанна сыпала себе за лифчик пригоршнями пшено, ее грудь становилась все пышнее и пышнее, все безобразней и безобразней. Жанетта ревниво поглядывала на нее, пока, наконец, пшено не хлынуло из-под порвавшегося триколора. Сюзанна бросилась подбирать пшено с земли, а Жанетта хохотала в голос: “Куда тебе с отечественным пшеном до моего силикона импортного! Моя взяла!” Закрепляя свою победу, она пшикнула себе в подмышки отвратительными духами. В ноздрях у Шуня неприятно защекотало. Он аллергически чихнул, гамак качнуло.
Что до Тараса, то он видел себя прикованным к березе и окруженным сворой тявкающих собак, составленной из клонов карликового бульдога. Он был готов показать им, кто здесь хозяин, и скрежетал клыками, но никак не мог перекусить толстенную цепь…
Ближе к полудню из волглых облаков с треском вывалился вертолет. Наблюдая за его приближением, Шунь ощутил какую-то неминуемость. Истошно закричала сойка. Летательный аппарат завис на секунду над монастырем, а потом как бы нехотя опустился неподалеку от городошной площадки. Из прозрачной тупорылой кабины выдвинулась лесенка, по которой сбежал Очкасов. За ним показался телохранитель в камуфляже. За его широкой спиной покачивался гранатомет. Он был небрит, и Богдан не заметил особой разницы между лицом и затылком. Тарас подполз поближе, напружинил тело, кровь застучала в прижатых ушах, глаз предупреждающе сверкнул. Кот ощущал свою вину: прошляпил нарушение воздушной границы.