Лектрод стоял у витрин. Ему казалось, что во всех заведениях чересчур дешево для того обеда, который он решил вкусить. Наконец, он обнаружил ресторан, где не было ни муляжей, ни табличек с ценами. Только вывеска на всех языках: “Исполнение любых желаний”. “Скорее всего, здесь достаточно дорого”, — решил князь. Автоматические двери подобострастно расступились, официант изогнулся в вопросительный знак.
Как и рассчитывал Лектрод, напротив каждого блюда была проставлена не только калорийность, но и элементный состав. Князь достал свою бумажку и начал непростые подсчеты. Однако ни одно кушанье даже отдаленно не удовлетворяло его строгим условиям. То с протеином перебор, то подавитель в дефиците. Официант стоял на почтительной дистанции и не думал разгибаться. Лектрод поманил его и ткнул пальцем в самопальную бумажку. Официант почтительно поднес ее к глазам, углубился в чтение, издал межзубное шипение, заскользил на кухню. “Наверное, говорит, что все будет исполнено незамедлительно”.
Ждать пришлось довольно долго, Лектрод даже занервничал — сегодня ему предстояла обширная программа, есть хотелось отчаянно. Тут и появился повар в накрахмаленном колпаке: он держал перед собой огромное блюдо под серебряной крышкой. Артистическим движением повар откинул крышку, под которой обнаружилась крошечная тарелочка с изящным растительным орнаментом из пышных хризантем. Повар почтительно зашипел. “Наверное, хочет сказать, что ценит мой выбор”, — подумал Лектрод. Он наклонился над тарелкой: это было все то же дерьмо с медицинской отдушкой. Только на сей раз дерьмо было подогретым.
Князь заплатил сполна и за еду, и за тарелку. С отчаянья он вышел на улицу и поставил тарелку на асфальт перед Тираной. Такса посмотрела на хозяина с укоризной и отвернулась.
Обутые в резину колеса диковинной повозки Лектрода мягко покатили по предзимним улицам Киото. Подгоняемые бензиновыми парами, собаки бежали споро. И это несмотря на покоренные ими пространства Сибири, Дальнего Востока и преодоленное вплавь бурное море. Невозмутимые японские прохожие останавливались и показывали на Лектрода указательным пальцем. Кто-то принимал его за городского сумасшедшего, кто-то — за заезжего циркача. Триумфальные гастроли Льва Дурова, устроенные аккурат перед японско-русской войной 1904-1905 гг., еще не стерлись из народной памяти. Но кто-то узнавал в Лектроде и недавнего покорителя Северного полюса. Его фотография на фоне национального флага обошла мир. Мальчишки махали ему разноцветными бейсболками, девчушки в белых гетриках делали ему двумя пальчиками игривый знак V. Телесное пространство между гетриками и юбочками ничем прикрыто не было, отчего природная желтая кожа покрывалась крупными синими прыщиками наподобие ощипанной и уже нечувствительной курицы. Шустрые репортеры гнались за князем на своих двоих и пытались взять интервью на красном знаке светофора. Но Лектрод не останавливался для ответов, ибо знал, что газетчики все равно его переврут.
Одному газетчику все-таки удалось на полном ходу запрыгнуть в повозку.
— Что вы ощущаете после покорения полюса? — выстрелил он, задыхаясь от своего дурного английского.
Лектрод мог бы проигнорировать вопрос за нарушение границ частной собственности в виде повозки, но все-таки снизошел до ответа:
— Ничего, — сказав так, князь задумался до следующего светофора, где и произнес: — Почти ничего. Намного большее впечатление произвели на меня в последнее время доморощенный буддист Шунь и доморощенный праведник капитан Размахаев.
“Про капитана с буддистом — это слишком для читателя сложно, к тому же мне надо уложиться в четыреста знаков”, — подумал репортер и чиркнул в блокноте чаемый ответ: “О!” Потом присовокупил: “О-о!”
— А что вы думаете, господин Лектрод, о нас, японцах? — задал свой главный вопрос репортер.
Князь задумался вплоть до следующего светофора. По своему опыту репортер прекрасно знал, что это не сулит ничего хорошего. “Сейчас занудит что-нибудь евроцентристское”, — заволновался он. И действительно: