— Никита Савельич, нам председатель нужен. Где он? В правлении его нет! — Лица раскраснелись, — видно, очень торопились, — тонкие белые платки трепал ветер.
— Э, что вы, сейчас полевые работы начинаются, разве пред будет дома сидеть? — ответил им Мгди. — Семью собаками его не сыскать, эккей!
— А кладовщик где? Нам и его можно.
— Они оба уехали в поле на сером жеребце. А на что они вам?
— Подвал водой залило.
— Коли так… Я и говорю — нечего вам бегать. Они вон где! — Старик желтым от курева пальцем показал в сторону лесочка у реки.
— На пчельнике! — ахнули девчата. — Самое время!
Они побежали к амбарам.
Мгди вошел в правление, разговаривая сам с собой:
— Ну и Кузьма Кутр, чего только не наговорит. Пришел в прошлый раз, спрашивает — где наш главный бох? Я говорю — бохов нет, а он рот разинул до ушей, смеется. Раз, говорит, главный, значит — бох. Вот ведь человек, старый, а все насмехается, эккей!
Он стал протирать стулья, столы, телефонный аппарат.
— Что тут еще вывешено? — Мгди вытащил откуда-то из-за печки очки, прочитал написанное золотом: «кладовщик».
— Эккей, на этого Мешкова можно было и не тратить денег, не заказывать золотые буквы. Свои места не забыли отметить, а я вот с восьмым предом живу, почему, скажите, мое место золотыми буквами не украсили?..
Вдруг он замолчал, вспомнил, о чем говорили девчата.
— Неужто затопило семенной картофель? — испугался он.
Когда девушки прибежали к амбарам, там собралось уже немало народу. Слышалась брань, кричали о том, что надо вызвать Ванюша. Без него, дескать, и дела не сдвинешь. Ругали кладовщика и Шихранова. Люди то и дело подходили к дощатым трубам, смотрели, работает ли вентиляция. Рыли лопатами канавки, отводили скопившуюся вокруг подвала воду.
— Нечего дожидаться их, братцы, надо в подвал спуститься!
Подошли Ванюш, Шурбин, Шишкина, Сайка Михаил. Они были в поле, устали, сапоги облеплены землей.
Посоветовались с людьми, решили сбить замок.
Быстро вывернули засов, и несколько человек, гремя ведрами, спустились в подвал. Засветили тусклый фонарь «летучая мышь», принесенный из сторожки, встали цепочкой, как на пожаре, начали вычерпывать воду, передавать полные ведра из рук в руки.
— Так разве вычерпаешь? — крикнул кто-то. — Надо место найти, откуда вода проникает.
— Она из грунта прошла или через крысиную нору просочилась. Попробуй найди ее, — возразили другие. — Нужно картошку перетаскать.
Так и сделали.
Перед подвалом быстро росла гора картофеля. Ванюш и Шурбин таскали двумя ведрами. Шишкина тоже работала не отдыхая.
Уже стемнело, когда подъехали Мешков и Иван Маськин. Глаза у них были красные, как гребешки весенних петухов.
— Что это значит? — спросил Маськин, по начальнической привычке глядя поверх людей. — Смотри-ка, кум Григорий, совсем расхозяйничались, даже дверь взломали.
— Не разоряйся, здесь есть и руководящие, — ответил осторожно Мешков. — Однако за это, кум, ни ты, ни я, ни правление не отвечают. Это каприз природы. Верно, товарищ Шишкина? — спросил он заискивающе.
— Так-то так, но без ревкомиссии приступать к делу не следовало, — настаивал Маськин. — Акт, товарищи, составили?
— Тут не до акта, всю картошку затопило.
— На вас, бесстыдников, акт составить в самый раз будет!
Маськин вылез из тарантаса, ступил на мокрое, поскользнулся, упал бы, если б не наткнулся на Шурбина, вынесшего из подвала два ведра картошки.
— Прости, кум Митрий, здесь у вас работа без соблюдения техники безопасности, — пробормотал он.
— Уйди-ка ты лучше с дороги, не мешай, засыплем, — сурово сказала ему Нинуш.
— Это ты мне, председателю ревкомиссии, Кириллова? Мне доверила вся деревня… Не забывайте этого, товарищи.
— С дороги, тебе говорят, начальничек навозный! — Нинуш оттолкнула его сильным плечом.
И люди, не оглядываясь на Маськина и Мешкова, работали не жалея сил.
НЕ НУЖЕН ТЫ МНЕ
Вот уже пять дней Сухви живет у матери. Сначала она и ей не сказала правду. Говорила уклончиво, что изба Ванюша сыровата, оттого прихварывает она и ночами ей холодно. Наконец Лизук забеспокоилась, решила разузнать все подробно: чувствовала, скрывает что-то Сухви.
— Зятек что-то не навещает, или так на работе занят?
— Дел у него много, очень много, никак не освободится, — нехотя ответила дочь. — У него нет времени с больной женой маяться. Телята да коровы одолели, как в русской пословице говорится: «Люблю жену здоровую, а сестру богатую». — Сухви горько поджала губы.