Гоша, он же Гога, Георгий, Юра, — крутилось у меня в голове. Неужели он? Да быть такого не может! «Москва слезам не верит» много позже была. Году в восьмидесятом. А он здесь еще не наступил. Но… ведь Гоша был. Сейчас он лет на десять моложе, но он есть. Должен быть! И, скорее всего, уже талантливый мастер — золотые руки. Шурик вполне мог быть с ним знаком.
Возможно, именно Гоша мне звонил и предлагал приехать к нему в восемь. Что-то голос мне показался знакомым. А я не приехал.
Так, примем это за версию. Что я знаю про Гогу, он же Гоша, он же Юра? Что там был в кино? День рождения — в декабре. Работает в НИИ простым слесарем, в его руках все горит, есть шрам от аппендицита. Хотя нет. Сейчас он на десять лет моложе, так что аппендицита как раз нет. Живет в общаге. Тоже не факт. Он же говорил, что был женат. Жена — прекрасный человек, просто не повезло. Не сошлись характерами? И где такого искать? Стоп! Он проговорился, что живет на Вернадского, и по выходным они с друзьями выезжают или выходят на природу, на пруды, на шашлыки. Ну и немного под шашлычки и под балтийскую килечку с лучком соображают. И еще у них кто-то играет на гитаре. Это Гоша придумал батареи для Букашечки? Или придумал Шурик, рассчитал Березин, а Гоша только собрал. Он — мог. Но как его искать? Чего ж они в фильме его фамилию не упомянули ни разу? Да и Катерина его фамилии не знала. Спать, спала, а фамилию спросить забыла. Бывает. Но пруды, кажется, Воронцовские. И еще у них собака была. Кажется, охотничья.
Можно пойти легким путем, вывалить всю эту белиберду Николаю. Пусть ищут всем комитетом. Но тут я представил себе московских слесарей по имени Георгий или Юрий. Как их всех вызывают в первый отдел московских институтов и начинают сурово допрашивать. Или как в выходные поднятые по тревоге гэбэшники в одинаковых серых плащах оцепляют территорию вокруг прудов и методом облавы проверяют каждого отдыхающего и выпивающего под балтийскую кильку на предмет, не слесарь ли он.
Нет, проще дождаться субботы, самому выехать на пруды и там поискать. Артиста Баталова я узнать должен, пусть он и на десять лет моложе, чем был в «Москва слезам не верит».
И еще один серьезный вопрос. Как быть со шпионом, посулившим мне вчера миллион. По всему, про нашу вчерашнюю встречу Николай ничего не знает. И я не сказал. А надо было?
Тут я вспомнил, как душевно пел парень в пивнухе:
«Я в весеннем лесу пил березовый сок»…
После поворота на трассу мне на хвост сел «Москвич». Цвета я не разглядел. Может, просто задержавшийся водитель торопился домой. Я решил не искушать судьбу и прибавил газу. Быстро оторвался.
Глава 22. Высоцкий в помощь
Ночная Москва прекрасна! Я летел по практически пустым, умытым дождичком дорогам и радовался этой красоте. И вспоминал, как во время финальных тестов на «Миньке» тоже ночью на Кутузовском меня тормознул мент и начал тыкать мне в нос своим прибором, где на экране фигурировало превышение скорости на 20 кэмэ. Очень хотел от меня наличных денег. А я самоустранился и предложил ему самому пообщаться с борткомпом. Мент как увидел, что руля в машине нет, так и офигел. Не видел еще таких. А когда борткомп показал ему свой скоростной режим, расписанный по секундам, и сообщил, что ему, гайцу, грозит за использование подложных данных и за злоупотребление служебным положением, начал реально быковать. Но тут борткомп связался с дежурным по ГАИ, да еще в службу собственной безопасности настучал. По всем правилам составленную заяву с жалобой отправил. Тут мент реально обосрался. Когда общался с дежурным, вид имел совсем бледный. И когда возвращался к своей машине, начал громко ругаться: «Скоро эти бездушные железяки последнего куска хлеба лишат». Ну вот. Железяки бездушные, а он, получается, очень душевный. Борткомп, кстати, все это дело записал и в «Водить по-русски» отправил.
Я подъехал к овощному павильону, припарковался под фонарем. Постучался. Егорыч открыл, молча пропустил меня внутрь. На прилавке рядом со «Спидолой» стояла большая кастрюля, плотно закрытая крышкой. Из «Спидолы» пело голосом Высоцкого. Чего-то там про горы.
— Поздно ты сегодня, остыло все. Девчонки тебе оставили, — кивнул на кастрюлю Егорыч.
— А чего там?
— Азу из кур. В томатном соусе. Угостили, очень вкусно.
— А что у замминистра?
Егорыч не ответил.
— СССР торгует нефтью, и ее у нас много? — процитировал я Николая.
Егорыч посмотрел на меня удивленно, но кивнул.
— Так-то, Пал Егорыч, всякому сверчку свой шесток. Так что вопрос вакансии ночного сторожа для меня остается актуальным. Кстати, у меня вчера ночью пытались колеса скрутить. Если красные кирпичи нужны, я их в кустиках у столба припрятал.