Короче, стоим мы рядышком перед фаянсовыми «изваяниями», а я вдруг и брякни:
— Наверное, это единственное место, где мы на равных.
Губернатор с таким лицом, словно с ним заговорил писсуар, посмотрел на меня:
— Серьёзно?
Меня вдруг понесло:
— А разве — нет? — пауза. — Если только Вы не одаряете это фаянсовое чудо золотом. Простите, мне отсюда не видно.
Губернатор рассмеялся:
— Ты откуда такой взялся, юморист?
— Пришёл на встречу с умным человеком из области. Только боюсь, не увижу его.
— Это почему? — спросил губернатор, переходя к умывальнику.
Я следом:
— А он сейчас шагнёт за дверь, наденет казённую маску, за которой человека уже не разглядишь.
— Так уж не разглядишь?
— Увы, — картинно поджимаю губы, словно сокрушаюсь.
Собеседник наблюдает за моими гримасами. Мы стоим перед большим зеркалом и видим друг друга.
— Костюм, маска, слова — всё согласно статусу, — поясняю я. — Это обязаловка, как постылая жена к достойному приданому.
Губернатор рассматривает меня, как нечто. Наверное, лет двадцать-тридцать никто так с ним не разговаривал. Жена и начальство не в счёт, это святое, им можно. А чтоб у себя в области и так, на равных? Да скорее зеркальное отражение заговорит, чем кто-то из его окружения решится на подобное. Мне показалось это забавным. И я опять (слава пиву!) не удержался:
— Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи.
— Где ж такое зеркальце взять? — усмехается губернатор. — Разве только в сказке.
— А нужно? — теперь уже усмехаюсь я. — Стукачей не хватает?
— Этих пруд пруди. Только мы о правде говорим. А она вне коммерческих выгод. Стукачи же «сливают» с интересом для себя. От них идёт только информация. А это не одно и тоже. Согласись.
Киваю соглашаясь. Я в шоке. Дела в области не ахти, а у руководителя недюжинный ум. Как можно?
— Она, правда, вообще штука забавная, — продолжает губернатор, — нужна умным, а «лепят» её только дураки.
— Вам ли не знать, — слегка ошарашенный, поддакиваю.
— Это точно, — грустно кривится он. — С правдой во все времена плохо было.
Прихожу в себя, но всё же брякаю:
— И, что странно, дураков кругом пруд пруди, что у нас внизу, что у вас наверху, а с ней, родимой, всё равно дефицит.
Губернатор насупливает брови:
— Ты не боишься мне такое говорить?
«И что дальше?» Человеку, которого приговорили «раком лёгких», бояться ли гнева пусть даже всесильного начальника? Мне скоро держать ответ за грехи перед более серьёзными спрашивальщиками. И всё-таки не стоило дёргать за усы старого льва. Потому я нашёл щадящую его самолюбие формулировку:
— Так на мне сейчас маска дурака. Не о встрече ли с таким Вы только что мечтали? Тогда почему обиды? На дураков у нас не принято обижаться, тем более за правду. Вы как, выше или ниже этого принципа?
Губернатор замер, оценивая последние слова, и вдруг рассмеялся, хлопнув меня по плечу:
— Ну, ты хорош! С тобой не соскучишься. Пойдёшь ко мне работать?
— У Вас своих клоунов не хватает?
— Вот именно, что клоунов. Шута недостаёт. Улавливаешь разницу?
— Конечно. Шут, сиречь дурак, лицо для всех, окромя государя, неприкосновенное. Шуту дозволяется говорить правду государю, поскольку он дурак.
— Ну, а повеселить-то меня сумеешь?
— А то. Что может быть смешнее правды?
Как-то так всё и было. Может, немножко по-другому, не дословно — столько лет прошло. Оставим летописцам губернатора эту версию. Обо мне мемуары писать вряд ли кто возьмётся. Разве что эпитафию бывший главред состряпает.
Из провинциального городка я перебрался в областной центр. Пришлось потеснить неофициального губернаторского затейника-лизоблюда и получить от него урок подковёрной борьбы. Этот гад запустил слушок, будто я «голубой». Ну не сволочь? Если в связях порочащих не замечен, то обязательно не «натурал»? И всё из-за того, что при отягчающих обстоятельствах (разведён) не щипал и не лапал девок из секретариата и отделов. Там щипать-то некого. Родственницы местной блатоты, работающие тут, изяществом и красотой не блистали. Хотя где, как не здесь, самое место длинноногим секси с кукольными личиками. Ан нет, попорхает чуток по нашим коридорам такая вот нимфа и пропадает с глаз. Вот где загадка для учёных. А я думаю — место для них здесь заклятое, не приживаются тут они. Теперь понятно, почему порочащих связей на работе я не заводил. За что и поплатился.
Гадёнышу, что распускал слухи обо мне, следовало бы морду набить. Ну, так пожилых неэтично колотить. Пришлось расправляться с ним его же оружием. Послал факс в секретариат от имени кожвендиспансера. В нём предлагалось моему недругу сдать повторный анализ на СПИД. Якобы первый дал положительный результат. И всё, конец карьере. Началось с того, что с ним не стали здороваться за руку и чураться в обкомовском буфете. Затем перестали приглашать на массовые мероприятия и, в конце концов, его увели. Кроме того, нашлись доброхоты, что позвонили его жене. Нет, ну что за люди кругом? И всё равно мне его не жалко. Кто выбирает грязные методы ведения войны, обязан ждать сообразного ответа. Всепрощение — не мой конёк. Кто осудит меня за это, видимо, предпочитают отмахиваться веером от трамвайного хама. Их слюни меня абсолютно не трогают. Мой принцип — «Аз воздам».