— А говорят, жена главного налоговика, пьяная, за рулём, раздолбала чужую машину, и это ей сошло с рук? Терпилу же сделали виноватым. Правда? Зачем нам нужен футбольный клуб? Это же скопище отстойных дармоедов. В самом деле, наших футболистов три раза в день кормят в ресторане? И сколько бюджетных денег уходит на это?
Прерывают водопад вопросов огни фар со стороны леса. Охранник замолкает, подбираясь. Я тоже. «Только бы не менты. Ах, да, сейчас не милиция, а полиция. Милиция — менты, а полиция — …?» А вот забавного в этом нисколечко. Прежний начальник милиции чуть было не закрыл меня, подбросив наркотики. Не сам, конечно, подчинённые расстарались. Не вмешайся тогда губернатор, валить мне сейчас лес в телогрейке с бритой головой. Нынешнего генерала я вроде бы не задевал, а вот прежний был смертельно зол на меня. Большие чины словно дети — обижаются на всякую ерунду.
Сидели мы как-то в баньке. Банька элитная вдали от лишних глаз и цивилизации. Компания солидная, расширенным составом, приближённых лиц человек двенадцать. И тот, прежний генерал от милиции с нами. И как-то незаметно кончился у нас вискарик. Коньяк, водка оставались, но губернатор их особо не жаловал, предпочитая шотландскую самогонку. Выслуживаясь перед шефом, присутствующие наперебой стали отправлять каждый своего шофёра в город за виски. Даже заспорили, чей водитель быстрее обернётся. Тут я и брякни:
— Надо «02» набрать. Эти шустрее всех будут. Они и самый качественный вискарик привезут. По крайней мере, от него не отравимся.
— Это почему? — полюбопытствовал кто-то.
— Пока «ваши» туда-сюда кататься будут, любому патрулю даже на «козле» в один конец всё равно быстрее.
Если на мои слова мало кто обратил внимания, то после следующего вопроса губернатора все обратились в слух.
— Это почему только милиционеры привезут настоящее виски? — поинтересовался он.
— Ну, это совсем просто, — я изобразил недоумённую мину, мол, как не знать столь очевидных вещей? — Только слепые безошибочно отличают подделку от настоящего продукта. У них нюх особый.
— Что за намёки? — возмутился милицейский генерал.
Нечастый гость он в нашей компании, иначе бы знал, что, если я начинаю кривляться, в наш с губернатором диалог вмешиваться себе дороже. Даже если это касается лично тебя. И ведь не предупредил никто, хотя могли. Видимо, всех достал этот генерал «из-под сохи» своей деревенской сметкой и хваткой, а ещё верой в свою непотопляемость. Окружающим такое не по нраву. Несменяемых быть не должно. Хватит, нахлебались эпохой мастодонтов-руководителей, тех, что освобождали свой пост, отправляясь сразу на погост. Не для того сковыривали коммунистов, чтобы опять плодить непотопляемых. Будущее за инициативными, яркими, говорящими не по бумажке. Демократия — это позитивизм, это броуновское движение в среде руководителей. И пусть это движение в основном по горизонтали, но всё же оно — есть.
Губернатор улыбался, предвкушая, остальные замерли, стараясь не пропустить ни единого слова.
Зрители ждут, шут, за работу! Вытягиваюсь во фрунт, идиотски пучу глаза:
— Никак нет, хер генерал. Никаких намёков, хер генерал. Это наукой доказано.
— Какой наукой? — рычит большой мент, словно у себя в кабинете. — Какой наукой?
Рапортую:
— Академической, хер генерал. У слепых обоняние лучше, чем у зрячих.
Немецкое уважительное «Herr» в моём исполнении звучит двусмысленно, учитывая вид генерала без подштаников. Кругом хоть выпившие, но не дураки, намёки понимают. Кто давит в себе улыбку, кто, не скрываясь, хмыкает. Это не может не задевать генерала.
— Что? — срывается на крик он. — Да как ты смеешь?
Он готов порвать меня. Благо, что его сто двадцать кг против моих шестидесяти пяти сулят ему безоговорочную победу. Лишь присутствие губернатора останавливает его от расправы. Чего-чего, а осторожности чинушам не занимать. Любимую игрушку губернатора руками трогать нельзя. Наблюдая за жизнью руководителей вблизи, я вывел очередной закон дарвинизма для их среды — с высотой кресла возрастает инстинкт самосохранения.
— Ты хочешь сказать, что мои орлы слепые? — уже тише, но с плохо скрываемой угрозой спрашивает генерал.
Типа он батя для своих и защищает их до конца. Красиво, но глупо. «О, Rus!» — сказал бы на это Пушкин. Рыба-то гниёт с головы! И как об этом не напомнить?
— Не только я. Об этом все знают. Спросите любого, — от прежней моей дурашливости и следа уж нет. Я — шут, я — правда, я — глас тех, кто боится сказать. — Если к нам рекой льётся палёная водка с коньяком, а наша наидоблестнейшая милиция этого не замечает. Знать, слабы глазами. И очки им некому прописать.