Кертис прислонился к дверному косяку.
— Ты хреново выглядишь, — развязно заметил он Митчу и окинул взглядом квартиру. — Впрочем, как и твоя берлога.
— Ты за этим пришел? — Митч провел рукой по своему небритому лицу. — Если ты все сказал, можешь идти.
— Подожди, дай мне шанс. И ты также должен дать шанс Гизелле. Она ни в чем не виновата…
Отпустив дверную ручку, Митч повернулся:
— Я же предупреждал тебя, что не хочу о ней разговаривать.
— Это, конечно, твое дело, друг.
Митч стоял на пороге, заслоняя проход. Однако Кертис все-таки просочился и захлопнул дверь.
— Но тебе придется выслушать меня.
Митч уселся на диван и устало посмотрел на своего друга. Бывшего друга.
Митч выглядел хреново. Как бы ни старался, он не мог выбросить Гизеллу из головы. Ее фотографии висели по всей квартире. Он просто не мог заставить себя снять их. Эта сессия была его лучшей работой.
— Говори что хочешь, мне все равно.
Кертис судорожно ходил по комнате взад и вперед, закрывая Митчу все пространство.
— Какой же ты упрямый, Салливан. Она была вовсе ни при чем. Все это затеяли мы с Анитой, моей двоюродной сестрой. Гизелла попала в ловушку, у нее не было выхода. Но главное то, что она с тобой познакомилась, ты стал нужен ей как человек, как мужчина.
— Извини, приятель, — проворчал Митч. — Главное то, что она солгала.
Кертис подтянул джинсы и снял бейсболку.
— Ты не должен сравнивать ее с Селестой…
— Интересно почему? Они обе обманули меня.
— Но их нельзя сравнивать. Это все равно что сравнивать добро и зло или яблоки и апельсины. Селеста не любила тебя. Она была испорченным яблоком, гнилым, червивым, — настаивал Кертис, а потом добавил: — Гизелла же любит тебя, и ты отлично, блин, это знаешь. Она совершенно не похожа на испорченное яблоко. Она — сочный спелый апельсин, которым ты готов пренебречь из-за своей гордыни…
— Что ты все сравниваешь с едой?
— Кстати, неплохо было бы перекусить. У тебя есть что-нибудь в холодильнике?
Не дождавшись ответа, Кертис отправился на кухню и стал шарить в холодильнике и шкафах.
— У тебя что, кроме горчицы и грейпфрутового сока, ничего нет? Как же ты живешь?
Да, Митч перестал жить. Он существовал. Но его существование было пустым. Слова Кертиса постепенно доходили до него, они перестали казаться ему лишенными смысла. С одной стороны, он понимал, что Гизелла была не виновата в том, что произошло. Но с другой стороны, он не мог простить ее за обман.
Но он так безнадежно хотел ее! Ему не хватало ее остроумия, ее длинных ног, ее возбуждающего запаха.
Кертис вернулся назад в комнату.
— У тебя пиво еще осталось? — Он разочарованно посмотрел на разбросанные по полу пустые банки. — Понятно. У меня дома может закончиться еда, но в холодильнике всегда есть пиво.
Митч рассердился от такой наглости:
— Убирайся!
— Что? Что я сделал не так на этот раз?
— Мне надо подумать.
— Ну, уже пора…
— Проваливай!
Кертис подошел к двери.
— Ладно, ладно, ухожу. Но уже в который раз ты выгоняешь меня, как только я прихожу. Я ведь могу подумать, что ты больше не хочешь меня видеть.
Митч поднял с пола пустую банку из-под пива, прицелился и запустил ею в Кертиса. Но дверь уже захлопнулась. Зазвонил телефон. Митч проигнорировал несколько первых гудков, испугавшись, что это может быть Гизелла. Он и хотел, и боялся услышать ее голос.
Он снял трубку:
— Салливан слушает.
— Наконец-то! — раздраженно произнес знакомый голос. — Говорит Джордж Грант. Я хочу, чтобы ты пришел ко мне в офис как можно быстрей.
Митч попытался умерить его пыл:
— Зачем? Мне кажется, вы дали ясно понять, что наш контракт расторгнут.
— Сынок, ты просто зайди. У меня есть к тебе предложение.
И из трубки раздались короткие гудки… Митч еле сдержал гнев и выругался. «Что, я должен нестись со всех ног только потому, что позвонил сам всемогущий Джордж Грант? Предложение?» Смел ли он предположить, что старик передумал? Митч отправился в ванную переодеться и стал искать хоть какую-нибудь чистую одежду. Он перевернул весь шкаф и отыскал слегка помятую рубашку и джинсы.
Посмотрев на себя в зеркало, он испугался… А что, если Митч вдруг встретит Гизеллу? Как он отреагирует? Он хочет заключить ее в свои объятия и не отпускать, забыть про обман и любить ее. Он боялся. Боялся встречи с Гизеллой.
Через полчаса он вошел в кабинет Джорджа Гранта.
Тот молча кивнул толовой и указал Митчу на кресло:
— Садись, Салливан. Ты хреново выглядишь.
— Спасибо. Вы второй человек, который говорит мне об этом.