— Засуньте свои охотничьи инстинкты себе в задницу, дорогой супруг! — сказала я, потирая отшибленный локоть. Сказывалось отсутствие тренировок. Мой муженёк не ожидал получить под дых от своей законной жены!
— Тибо, ты не понимаешь, как заводишь меня, — быстро нашёлся этот… и опять бросился на меня, резко захлопывая перед моим носом дверь. — Давай просто поговорим! Обещаю, что трогать тебя не буду!
— Клянитесь! Что не дотронетесь и пальцем!
— Клянусь!
— Говорите, что хотели! И ступайте прочь! Вы мешаете мне работать!
— Тибо, послушай! Я понимаю, что мы начали с тобой как-то неправильно… Но ты сама виновата! Не нужно было ходить под личиной! Кто же знал, что под маской уродливой старухи скрывается такая красавица!
И герцог с ног до головы оглядел меня, а меня от этого его взгляда опять кинуло в дрожь. И только потом до меня дошёл смысл сказанных им слов! Значит, теперь, когда я стала моложе и симпатичнее, то со мною можно разговаривать? А раньше что, было нельзя? А теперь, когда стала красивая, по его словам, можно и на люди вывести?
— Что скажешь, Тибо? Начнём всё сначала? — тихо и спокойно продолжал говорить со мной герцог, а я стояла и молча, как рыба, открывала и закрывала рот. Потом я вспомнила своё сидение в камере, на воняющем, набитом сеном, тюфяке, как я ждала его приезда, словно лучика солнца в полной темноие, а он приехал и чуть меня не убил…
— Нет, господин Томарик… Знаете, мы с Вами не виноваты в этом оба… Так распорядился Вен, что мы стали мужем и женой. Он же видит, как я этого не хотела да и не хочу до сих пор… Если Вы считаете, что имеете на меня право, так прикажите… Или возьмите опять силой! Вам не привыкать! Я добровольно больше на это не пойду… Хоть убейте!
Красивое, породистое лицо герцога на секунду исказилось, словно постарело: я увидела и синяки под глазами, и опущенные уголки губ, и синюшные крылья у носа. Но потом, поиграв желваками, он вернул себе своё высокомерное выражение и ответил мне:
— Как хочешь, Тибо, как хочешь… Не захотела по хорошему, то может получиться и по плохому…
— Не угрожайте… Не стоит… Степень Вашей подлости мне уже известна…
Он уже поворачивался к двери, когда при последних словах вздрогнул, как от удара. Но через секунду входная дверь за ним хлопнула, и я выдохнула. Эта передышка была мне просто необходима!
— Это правда? — вдруг я услышала голос медикуса откуда-то из-за шкафа со всевозможными склянками.
Вздрогнув, спросила:
— Что? О чём Вы?…
— Тибо, если это правда, то прости меня…
— О чём это Вы?
— Я плохо думал о тебе… Все женщины мечтают стать любовницами таких людей — богатых и наделённых властью… Я подумал, что ты из таких женщин, когда увидел тебя впервые… А вас просто связал Вен…
— Да, такова судьба…
— Прости всё равно! Я знаю, что это будет глупо, но… — и медикус подошёл и взял меня за руку, а потом поднёс к губам мою ладонь и поцеловал. — Прости ещё раз!
И в этот момент дверь опять открылась, и мы увидели за ней злого герцога, который смотрел на меня и господина Кенгора, как на самых злейших врагов!
— Не смей! Никогда! Больше! Трогать мою жену! — взревел он и выскочил за дверь.
— Ревнует, — сказал вдруг Аррат, отпуская мою руку. — Давай работать…
Часть вторая. Глава тринадцатая. Война.
Я всегда считала себя очень разумной, практичной и целеустремлённой женщиной. Но сама уже не понимала своё поведение.
Герцог несколько раз пытался поймать меня возле комнаты, но я шла во двор или на кухню, где всегда крутился кто-нибудь из работников, либо, если получалась, старалась прошмыгнуть, как мелкий зверёк, в комнату, мимо него. Мне бы притвориться да приласкать герцога, ввести его в заблуждение, перехитрить, но я это не могла. Это было выше моих сил. Во-первых, я боялась забеременить, а во-вторых, мне сразу вспоминался тот жестокий удар кнутом с грузилом по моему лицу.
Супруг лютовал. Солдатики постоянно жаловались господину медикусу на трудные учения и жестокие наказания за проступки, что устраивал им герцог. На меня же во время этих рассказов господин Аррат смотрел так, что как-будто это я устраивала ночной марш-бросок или лично порола проворовавшегося интенданта.
Наконец, на этой работе я чувствовала себя на своём месте: я делала перевязки, мешала настои, готовила отвары, утешала страждущих добрыми словами. За несколько дней через мои руки прошло около двух десятков воинов, и первое их настороженное отношение ко мне сменилось на доброжелательность и радость.