Выбрать главу

Шиллеры. Сколько иной раз нужно коварства, чтобы завоевать любовь публики!

Язык театра. Многоязычен театр, но все его языки — мимики, жестов, умолчаний и слов — легко переводятся на единый язык — аплодисментов.

Действующие лица

Пусть эти образы воскреснут перед нами…

Буало

Комедия масок

(Навеяно многими комедиями)

Простак, Убийца и Король, играя без подсказки, со временем входили в роль и привыкали к маске. И даже, кончив свой спектакль и сняв колпак бумажный, держался простаком Простак, Убийца крови жаждал. Скупец копил, транжирил Мот, Обжора плотно ужинал. Любовник все никак не мог вернуться к роли мужа.

И не поймешь в конце концов: где правда, а где сказка. Где настоящее лицо, а где всего лишь маска.

Троя

(Навеяно поэмами Гомера, трагедиями Софокла и Еврипида, панегириками Исократа и Горгия)

Разве мало прекрасных Елен?

Пепелище… Безмолвие… Тлен… Все живое уведено в плен… А за что? Почему?

Неясно.

Не поднимется Трол с колен. Пепелище… Безмолвие… Тлен…

Разве мало прекрасных Елен?

Все чужие Елены прекрасны.

После Трои

(Навеяно поэмами Гомера, а также более поздней литературой)

И на много, на много дней стала слава пустой и ненужной… Табуны троянских коней разбрелись по своим конюшням. Кони мирно щипали траву и лениво брели к водопою… И все реже им наяву рисовались картины боя. И все реже слышался вой, сотрясавший древние стены…

Тишина.

Безмятежье.

Покой.

Чистый воздух.

Свежее сено.

Бесконечный разгон степей… Стойла чистые… Прочная кровля…

В мире — мир.

Троянских коней прибавляется поголовье.

Мифы

(Навеяно трагедией Эсхила, операмн Р. Вагнера-Регени и Л. Кортезе, оперой-балетом Я. Гануша, балетом Л. Бетховена, кантатой Ф. Шуберта)

По ночам, когда землю окутает мгла, загораются звезды над нею. Есть созвездие Ворона, Пса и Орла — нет созвездия Прометея. То ли сфера небесная слишком мала — Прометей на ней не отмечен…

Но горит над землею созвездье Орла, что клевал Прометееву печень. И горит над землею созвездье Пса, злого Цербера, стража ночи. И стоглавая Гидра таращит глаза, словно миру погибель прочит. Скалит пасти Дракон, извивается Змей…

Но от них на земле не светлее…

Среди тысяч и тысяч ночных огней ищут люди огонь Прометея.

Фигаро

(Навеяно операми Моцарта и Россини, комедиями Бомарше)

— Где Фигаро?

— Он только что был здесь.

— Где Фигаро?

— Он там еще как будто.

— Где Фигаро?

— Он есть.

— Где Фигаро?

— Он здесь. Он будет здесь с минуты на минуту.

Ах, этот Фигаро! Ему недаром честь. Поможет каждому и каждому услужит…

Жаль, что он там, когда он нужен здесь, и здесь тогда, когда он здесь не нужен,

Орфей

(Навеяно операми К. В. Глюка, А. Казеллы, К. Монтеверди, Л. Росси, а также опереттой Ж. Оффенбаха)

Орфей спустился в ад, а там дела все те же: ни песен, ни баллад— один зубовный скрежет. Кипящая смола, да пышущая сера, да копоть — вот и вся, по сути, атмосфера.

И здесь, в дыму печей, в чаду котлов чугунных, стоит певец Орфей, перебирает струны — о райских берегах, о неземных красотах…

Кипит вода в котлах — в аду кипит работа.

Орфей спустился в ад, но ад остался адом: шипенье грохот, смрад — каких тут песен надо? Когда живой огонь воздействует на чувства, какой уж тут глагол? Какое тут искусство.

Панург

«Панург, друг мой, — сказал брат Жан, — пожалуйста, не бойся воды! Твое существование прекратит иная стихия».

Ф. Рабле. (Навеяно романами, операми, балетами, опереттами, драмами, комедиями и трагедиями)

Всем известно — кому из прочитанных книг, а кому просто так, понаслышке, сторонкой, — как бродяга Панург, весельчак и шутник, утопил всех баранов купца Индюшонка. После торгов недолгих с надменным купцом он купил вожака, не скупясь на расходы. И свалил его за борт. И дело с концом. И все стадо послушно попрыгало в воду.

Ну и зрелище было! И часто потом обсуждал этот случай Панург за стаканом. И смеялся философ, тряся животом, вспоминая, как падали в воду бараны.

Но одно утаил он, одно умолчал, об одном он не вспомнил в застольных беседах: как в едином порыве тогда сгоряча чуть не прыгнул он сам за баранами следом. Он, придумавший этот веселенький трюк, испытал на себе эти адские муки, когда ноги несут и, цепляясь за крюк, не способны сдержать их разумные руки. Когда знаешь и помнишь, что ты не баран, а что ты человек, и к тому же философ… Но разумные руки немеют от ран, от жестоких сомнений и горьких вопросов…