Последние два слова он произнес извиняющимся тоном, как будто он был ответственен за профессию своих посетителей. Мистер Гарло обратил бледные глаза на собеседника, долго смотрел ему в лицо и спросил:
— В связи с чем?
— В точности не знаю, — сказал Элленбери. — Для меня это было непонятно, — и он искривил лицо, чтобы выразить изумление. У него была привычка воспроизводить описываемые им эмоции. — Видите ли, мистер Карлтон не пришел ни к какому заключению.
— Карлтон? — переспросил Гарло. — Из министерства иностранных дел?
Элленбери кивнул.
— Ну?
— Он интересовался пожаром. Помните пожар на Международном резиновом заводе? Он спрашивал, был ли у Рата застрахован сгоревший товар, и я ему сказал, что, насколько я знаю, он у нас не был застрахован.
— Не говорите «мы», — заметил мистер Гарло. — Говорите Рата-синдикат. Вы ведь только адвокат, выступающий вместо неизвестных хозяев. Ну, что еще?
— Это все, — сказал Элленбери. — Он был очень уклончив.
— Он всегда уклончив, — перебил его со слабой улыбкой Гарло, — и он всегда неразборчив в средствах — запомните это, Элленбери. Субинспектор Джемс Карлтон самый беспринципный человек из когда-либо служивших в Скотленд-Ярде. Когда-нибудь он либо осрамится, либо достигнет высоких степеней. Я восхищаюсь им чрезвычайно. Ни одного человека в мире я не считаю выше него в смысле интеллигентности, остроты ума и… беспринципности. Он предпочитает теорию прямоты. Прямота одно из самых сбивающих с толку качеств человека, потому что вы никогда не угадаете, что в тот или иной момент сделает такой человек. Вышло что-то вроде эпиграммы, Элленбери, вы запишите ее: когда надумаете писать мою биографию, у вас будет материал для оживления ее страниц. — Мистер Гарло посмотрел на часы. — В пятницу в одиннадцать вечера я буду в Парк-Лейне и смогу уделить вам десять минут, — сказал он.
Элленбери горестно стиснул пальцы рук.
— Но не будет ли это рискованно, для вас, конечно? — пробормотал он. — Может быть, я глуп, так как не могу понять — зачем вы… Ну зачем вы подвергаете себя случайностям? С вашими деньгами…
Мистер Гарло откинулся на мягкую спинку кресла, в его бледных глазах появилась легкая веселость.
— А что бы вы сделали, если бы у вас были миллионы? Конечно, бросили бы дела. Построили или купили бы себе великолепный дом, а потом?..
— Не знаю, — неопределенно ответил Элленбери. — Можно поехать путешествовать…
— У англичан два представления о счастье: или путешествовать, или сидеть спокойно! Носиться вихрем или ржаветь! Я мог бы жениться, но я не хочу жениться. Мог бы завести скаковую конюшню, но я терпеть не могу скачек. Мог бы приобрести яхту, но я ненавижу море. Предположите, что мне нужно острое переживание. А мне именно оно и нужно! Искусство жить — это искусство побеждать. Запишите это. Что такое счастье в картах, в лошадях, в гольфе, в женщинах? Я скажу вам: оно в том, чтобы побить самого счастливого! Это американизм. В чем заключается счастье альпиниста или научного исследователя? Сделать что-нибудь лучше всех других, пойти дальше, обогнать сильного.
Он выпустил клуб дыма в открытое окно.
— Если вы миллионер, то вы или уходите в самого себя и становитесь животным, или же вылезаете из самого себя и делаетесь мучителем всех ваших близких. Если вы Наполеон, вы будете играть в славу, если Леонардо — то будете забавляться наукой, все равно какой: важна сама игра. В достижении совершенств заключается острое переживание, все равно, идет ли речь о том, чтобы дальше соседа загнать гольфовый шар, или покрыть поля Фландрии возможно большим количеством вражеских трупов. Мне труднее, чем многим другим людям, добиться острого переживания, я ведь миллионер. Фунты стерлингов и доллары — мои солдаты, я могу создать собственные военные законы, производить набеги по собственному усмотрению… Но хватит, не спрашивайте меня больше ни о чем!
Мистер Гарло махнул рукой по направлению к двери, и Элленбери был отпущен. Вскоре его наемный автомобиль прошумел вверх по холму мимо тюремных ворот. Элленбери повернул лицо в другую сторону.
Глава 2
Восемь месяцев спустя на набережной Темзы произошла автомобильная катастрофа. Девушка в желтом плаще и человек в летнем шлеме решили по различным причинам миновать как можно быстрее опасную часть набережной. Был легкий туман. Затем пошел неприятный мелкий дождь, превративший гладкую и блестящую поверхность дороги в рискованную трассу для страховых обществ; такому риску ни одна уважающая себя компания не согласилась бы подвергнуться добровольно.