- Так же, кусок за куском, ты и вытягиваешь из меня мою душу…
- У тебя ведь нет – никакой души.
Господи, ну отчего же – какая-то недобрая неведомая сила все сводит и сводит их друг с другом? Или же – раз за разом мерещится ему этот призрак… Так подумал Яков, начиная играть – и у него была последняя рука, и он продулся – по самое не хочу.
Глава 10 Карл Густав фон Левенвольде
«…Не теряй надежды, брат мой бесценный. Верь, что твой бог из машины уже направил на сцену свою колесницу – не пройдет и недели, как трагедия переменится в комедию, и будешь вознесен к небесам. Или, по меньшей мере, поднят из ада. Не забудь же тогда и ты поцеловать кончики крыльев своего спасителя. Остаюсь твой покорный друг и брат, К.Г.»
- Ваша супруга, - вполголоса объявил дворецкий.
К.Г., Карл Густав, Amoklaufer Гасси – свернул конверт и торопливо запечатал письмо.
- Кому вы все пишете, целое утро? – Шарлотта, в домашнем широком платье, вошла в кабинет и сразу же царственно протянула мужу руку – для поцелуя. Аристократка, полубогиня Шарлотта, урожденная фон Розен. Двадцать поколений благородных предков, все рыцари, ни капли плебейской крови.
- К Теме Волынскому, - Густав машинально поцеловал протянутую руку, мазнув по ней сухими губами, - Бедняга окончательно запутал собственные дела. И давняя наша дружба велит мне немедленно их распутать, и по возможности, не обрывая нитей. Ведь нити прядутся мойрами, нити – это сама жизнь, графиня…
Отчего же чистокровные полубоги, и полубогини – и так некрасивы, и красота, дар смертельный и случайный – дается персонам нестоящим, недостойным, последним в роду? Густав смотрел на жену, на ее широкое платье – о, несбыточные надежды! – на ее такое правильное, и такое же лошадиное лицо. Отчего же те, кто положен нам по правилам, по закону – некрасивы, и столь же прекрасны – чужие, запретные, недоступные?
- Вы, как всегда, великодушны и милостивы, - Шарлотта кругом обошла письменный стол, цепко обежав взглядом разложенные бумаги, и встала за спиной у мужа, - Надеюсь, вы окажете мне честь и пообедаете дома?
- Увы, - Густав откинул голову, и длинные его волосы змеями прошуршали – по атласному платью стоящей у него за спиной Шарлотты, - Есть еще одно запутавшееся создание, в котором я вынужден сегодня принять участие. Моя Mulier amicta sole.
- Отчего вы так его зовете? – недоуменно спросила Шарлотта, и тонкие пальцы ее привычно погладили – темные кудри, разметавшиеся поверх ее платья, - Ведь ваш брат – мужчина, а вовсе не дева.
- Это старая история, - улыбнулся Густав, - Еще со времен нашего саксонского ученичества. Гувернер проходил с нами геральдику, и каждый из нас, из трех братьев, должен был изобразить для себя собственный герб. Рене нарисовал звезду с золотыми краями, как и положено третьему сыну, и вместо «la mulette endente de or» растяпа подписал под звездою – mulier, дева. И язвительный наш братец Казик тут же принялся дразнить его «девой, одетой в солнце». А потом – как-то само собою и прижилось это прозвище.
- Мы с сестрицей вышивали гербы на шелке, - мечтательно припомнила Шарлотта, неохотно снимая руку с его волос – и выходя из-за его спины, - Но нам и в голову не пришло бы – так сложно дразнить друг друга. Что ж, прощайте, ваше сиятельство граф, к обеду я не стану вас ждать, - Шарлотта неловко огладила широкое свое платье и произнесла задумчиво, - Как знать, будут ли наши дети – так же дразнить друг друга звездами и девами?
«Не будут, - подумал про себя Густав, - У нас не будет детей. И платье твое – напрасно». А вслух сказал только:
- Прощайте, графиня.
Прошуршало атласное платье, клацнули по лестнице домашние разношенные туфли – прощайте, графиня. Густав открыл бюро, отсчитал монеты – вот она, твоя цена, мальчик мой. Mulier amicta sole. Вчерашний твой проигрыш. Нити никчемной твоей жизни, в которых мечешься ты, как в сетях…
Густав завязал кошелек, и убрал за пазуху. Пальцы задели, оцарапавшись, оправу – и машинально вытянули медальон на длинной цепочке, весь обсыпанный драгоценными камнями. Машинально, не думая, механически – он откинул крышку, и впился взглядом в портрет. Портрет – в языках пламени. У юноши на миниатюре было надутое и глупое личико, фарфоровой куклы. Это забавно – сохранять столь надменное выражение лица, когда – горишь. Или же это вы горите, господин генерал-полковник? Берегитесь…