Таренкс Аджи обернулся к трибунам и немного попятился.
— Сейчас господин маг Ревинзер, которого вы все прекрасно знаете, продемонстрирует на мне простейшее заклятие. Я не упаду от него в обморок, не покроюсь чирьями и коростой, я всего лишь чихну от него — такой вот смешной казус, господа. Всего лишь чихну. Следите, как магическая субстанция перетечет ко мне, как нагретый воздух… Ревинзер!
Старик протянул к Аджи обе руки, чьи пальцы были сплетены в странный знак:
— Хондарг!
Воздух колыхнулся от пальцев чародея горячей волной.
Аджи немедленно издал громовой чих и рассмеялся.
— Как видите, ничего серьезного! И сейчас господин маг Ревинзер применит то же заклятие к крейну. А крейны, как я уже говорил, и как вы уже знаете, подвержены влиянию самой легчайшей магии. И от магии этой легчайшей самозванца Торнхелла начнет корчить в болевых судорогах! Ревинзер!
Старик, колыхнув бородой-селедкой, простер ко мне длани, чьи пальцы были сплетены в магический символ:
— Хондарг!
Что-то теплое коснулось груди. Я изобразил слабый чих и недоуменно развел руками.
— Хондарг!
Я снова чихнул.
— Хондарг!
— Прекратите! — крикнул я, изрядно чихнув. — Немедленно прекратите!
Но Ревинзер уже и сам понял, что заклятие его подействовало на меня как… на обычного человека. Переглянулся с Аджи. Оба были ошеломлены, смяты. По рядам трибун прошел шорох.
Я опустил руку в карман и нащупал горстку пыли. Мой амулет-адсорбер был уничтожен.
Но он исполнил свою задачу.
Глава 35
Глава тридцать пятая
— Нелепый фарс! — возгласил я с надрывом, надев маску жалкого и растерянного простака, угодившего в клетку к тиграм. — Я — герцог Аран Торнхелл, и все это видят! — для верности я стукнул себя в грудь, и крикнул, сорвав голос на фальцет, на истинно щенячью ноту: — Я — это я! Посмотрите!
Они смотрели. Они видели. Взгляды коронных принцев были исполнены издевки и презрения. Сановники всех фракций взирали на меня насмешливо, и даже в рядах Великих я не замечал проблесков сочувствия.
Все верно. Любой аристократ, вскормленный на мыслях о своем превосходстве над прочим народом, обязан принимать удары судьбы с достоинством, примерно как упомянутый герцог де Гиз. Будучи приколот шпагами, он умудрился сохранить присутствие духа и даже вымолвил какую-то историческую фразу. Впрочем, может быть, он просто выматерился и заорал «Врача!», а фразу ему приписали с целью показать незыблемое хладнокровие дворянина.
Великолепно. Я демонстрирую приличную, глубоко верную поведенческую игру. Я растерян и смят не меньше Аджи. Он смотрит на меня, прищурив глаза. Он мне не верит. И правильно делает. Но другие, кроме, может быть, Аниры Най и Ревинзера, в точности не знают, какой я. Да, возможно, я играю, а может быть, я действительно не очень умный, грубый дворянин-простак, жалкая дешевка, которой удалось уцелеть при покушениях, проявив изворотливость и удачу, настучать по роже принцу, сделать еще пару дел. Но вот меня прижали — и я сдулся. Все. Перед Коронным советом трясущийся, ничтожный, испуганный слабак.
Таренкс Аджи быстро пришел в себя, мазнув по мне рассеянным взглядом. Под его рукой стояли большие песочные часы — я только сейчас их заметил, чертовы нервы… Песок медленно сеялся в нижнюю чашу. И что-то подсказывало мне — эти часы отмеряют последние минуты моего архканцлерства.
— Вы или не вы… Это уже не имеет значения, Торнхелл! В полдень вы будете отрешены от должности согласно указу Эквериса Растара! И мы всесторонне проведем честное и неподкупное расследование относительно вас и ваших… преступлений… Говорят, вы дочиста успели опустошить казну Варлойна! Говорят — и мои люди сами были тому свидетелями — на вашей совести бессудное убийство двух молодых дворян посланцами Алой Степи, каковое вы дозволили лично, пойдя на поводу у Степи, будто это они, а не вы верховная власть Санкструма! Говорят — и я сам тому свидетель! — что вы продали винные запасы нашего монарха, дабы набить свой и только свой карман! Говорят — ведь все это пока не доказано, но будет доказано в скором будущем! — вы оскорбили одного из наследных принцев и уничтожили коронную реликвию! Говорят… впрочем, и этих преступлений, когда мы их докажем, будет достаточно, чтобы отправить вас на плаху…
Архипрекрасная перспектива для архканцлера. Я ждал.
Аджи подумал, чисто выбритые его щеки с глубокими прорезями мимических морщин плясали — видно было, как сжимает зубы, готовя свой триумф, — затем, все же, решился и сказал распевно и вкрадчиво: