Передаст, как же. Чует мое сердце — все, абсолютно все в Варлойне и Санкструме мне придется начинать с чистого листа. Как бы не пришлось, все же, выпалывать корешки, чтобы начисто вспахать и засеять поле… Но я не хочу крови. Вот просто — не желаю. И если получится — постараюсь обойтись без нее. Есть, в конце концов, другие методы убеждения и наказания — например, высылка из страны, предание всеобщему позору…
— Когда ожидаются новые налоговые поступления сюда, в Варлойн? Где изначально скапливаются налоги?
— На казенном дворе, ваше сиятельство, рядом с чеканным двором! Расположены они в пределах Норатора, в западной его части! Туда свозят все деньги, да и золото и серебро, что удастся достать, но нынче время черного мора… Налогов, боюсь, не довезли! А когда поступать сюда будет — то ведает лишь господин его превосходительство Лайдло Сегерр! Завозят, обычно, как на казенном либо чеканном дворе скопится определенная сумма…
Угу. Лайдло Сегерр — главный по финансовым потокам Санкструма. Пообщаемся и с ним… А денег, конечно, можно не ждать: вокруг Норатора — чума и карантины. Причем чуму выпустила одна из фракций, и Таренкс Аджи, перед тем, как приказать вскрыть мне горло, проговорился — черным мором управляют, и находится он в ведении фракции Великих, чей лидер, Дремлин Крау, был убит Простыми.
«Нет. Нет-нет, Торнхелл, Дремлина Крау мы сегодня убили. Стоило больших трудов выманить его из Норатора…»
Таренкс Аджи был со мной откровенен… Да и почему бы не пооткровенничать перед человеком, которого собираешься предать смерти?
Простые выманили Крау и его людей под Норатор, использовав меня как приманку несколько дней назад. Сейчас в стане Великих, рискну предположить, хаос. Хорошо бы, Простые не убили тех из Великих, кто занимается управлением черным мором, иначе болезнь может выйти из-под контроля и опустошит всю страну…
Я прошел от одной стены до другой, глядя на слезящийся испарениями кирпич и разминая лицо пальцами.
— Торнхелл-Торнхелл… — вкрадчиво произнесла Атли. Она уже не жалела меня. Она, как и я, размышляла — каким образом его сиятельство архканцлер Санкструма выберется из выгребной ямы.
Я принял власть над Санкструмом в самое поганое время. Говоря откровенно, исход моего архканцлерства будет печальным, но только я не намерен опускать руки. Выбирался я из похожих дел в мире Земли… Но стоит признать — настолько хорошо еще не было.
Мы покинули разграбленную сокровищницу, тщательно заперли обе двери. Отобрав ключи у Диоса, я велел Алым опечатать передние двери, и лично приложил к вишневому сургучу большую архканцлерскую печать, захваченную с собой именно для этих целей. Ну, не совсем для этих — большая печать, как и нагрудный знак архканцлера, могла сгодится как оружие в случае, если кому-то возжаждется на меня напасть.
Так, шаг за шагом, без суеты и спешки, я приберу к рукам весь Варлойн. И Санкструм.
Если выживу, конечно.
Затем, сопровождаемые гвардейцами Шантрама, мы двинулись к ротонде. Дела на сегодня еще не закончены — и это, на минутку, только второй день моего пребывания у власти!
На одном из поворотов на подходах к ротонде мимо Алых проскользнула молодая женщина — вся в ворохе тяжелых кружевных платьев, шелков, струящихся лент и развивающихся светлых волос… Врезалась в меня, обдав сладкими ароматами, врезалась будто сослепу, не глядя, и упала с показушным, громким криком, покатилась к противоположной стене, показав стройные ноги в изящных башмачках и белых чулочках.
Сначала я обмер, в мозгу пронеслись картины камикадзе, убийц-фанатиков, что прорывают кордоны охраны и кидаются с ножиком на жертву, зная, что и сами потом умрут. Затем пришло понимание: я — жертва очередной провокации. Дамочка катилась слишком картинно. Это как в голливудском кино: там актеры отлетают даже от банальной пистолетной пули — так велят режиссеры для пущего вау-эффекта. Осмелюсь предположить: дамочка проделала схожий трюк по указке неведомого режиссера — оттолкнулась от меня, вроде как я сам ее пихнул, и укатилась к стеночке.
Почти сразу из-за поворота к женщине с гневным воплем ринулся мужчина — невысокий, плотный, с грубо вылепленным лицом. Черный камзол его был оторочен золотом, тяжелая шпага хлопала по ботфортам.
— Мэритта, Мэритта… Любовь моя!
Женщина громко застонала, пытаясь встать, однако силы оставили несчастную, руки подломились, и она распласталась на клеточном мраморном полу, будто сломанная кукла.