— Я ничего не скажу.
— Скажешь.
Громко и требовательно постучал Хамит в богатые ворота. Высунулась в калитку простоволосая девка:
— Вам чего?
— Мне Григорий Парфенович нужен.
— Некогда ему, занят он, — недружелюбно ответила девка.
— Сейчас я им займусь, — пообещал Хамит и соскочил с коня. Девка рассмотрела звезду на фуражке и пререкаться не стала — отодвинулась, освобождая вход.
Чистый, благообразный, в свежей белой рубахе враспояску, Григорий Парфенович сидел в просторной горнице и ел кашу.
— Что ты делаешь с продовольствием, которое тебе доставляет Ахмет? — от дверей спросил Хамит.
Григорий Парфенович аккуратно положил ложку на край миски, вытер полотенцем усы и ответил вопросом на вопрос:
— А что делает хозяин с человеком, который без приглашения врывается в его дом?
— У меня мало времени, хозяин. Очень прошу тебя ответить на мой вопрос. — Хамит снял с плеча карабин и передернул затвор.
— Какой Ахмет? Какое продовольствие? — Изумление Григория Парфеновича было неподдельным.
— Ты наверное, плохо понял вопрос. Повторяю: что ты делаешь с продовольствием, которое по аулам скупает для тебя Ахмет?
— Я, гражданин хороший, спекуляцией не занимаюсь.
— У меня очень мало времени. Но все же я немного подожду. А потом застрелю тебя как собаку, и кровь зальет эту красивую горницу! Ну!
Григорий Парфенович неотрывно глядел в черную дырку ствола. Потом суетливо встрепенулся, быстро заговорил:
— А я что? Я ничего. Мое дело маленькое. Соберу все, сложу в телегу, ночью вывезу за околицу, там и оставлю.
— С телегой и лошадью?
— Не-е, лошадь я выпрягаю. Следующей ночью забираю телегу, и все.
— И больше ты, конечно, ничего не знаешь… — вкрадчиво произнес Хамит.
— Ничего! — радостно согласился Григорий Парфенович.
— Тебе же платят, собака! Тебе дают деньги! Кто?
— Ну он и приносит.
— Кто он?
— Алимжан. Который возит туда.
Помахивала хвостом лошадь, везя телегу в ночи, всхрапывал конь, привязанный к задку. Хамит лежал на мешке и смотрел в небо.
— Я человек подневольный, — не оборачиваясь, бойко рассказывал Алимжан. — Пригрозили мне — запугали. Вырежем всю семью, говорят. А тебя — меня, значит, — повесим.
— Мне бы удавить тебя, гада, а я тебя слушаю, — с ленивым удивлением сказал Хамит. Алимжан обернулся, улыбнулся:
— Вот и я говорю: там повесят, здесь удавят. А что лучше?
— Лучше — жить по-человечески.
— А как по-человечески?
— Детей растить, землю украшать, работать.
Светлело небо. Светлела степь. Похолодало. Хамит сел в телеге, застегнулся на все пуговицы, поправил фуражку. Дорога пошла под уклон.
— Подъезжаем, — сказал посерьезневший Алимжан.
Совсем рассвело, когда они, попетляв еле заметной среди тесных кустов тропкой, остановились у хорошо замаскированной ямы.
— Вот сюда и выгружаю, — кивнул на яму Алимжан.
— Выгружай, — приказал Хамит.
Работал Алимжан добросовестно, неизвестно для чего показывая Хамиту сноровку и старательность.
— Все! — сказал он, заботливо прикрыв ветками и присыпав сухой травой заполненную яму, разогнулся и посмотрел на Хамита.
— Они скоро приедут? — спросил Хамит.
— Сначала один прискачет, проверит, все ли в порядке. А заберут неизвестно когда. Очень осторожные! — восхитился бандитами Алимжан.
— Для начала мне один и нужен.
— А я тебе больше ни к чему. Поеду, а? — попросился домой Алимжан.
— Сейчас. У тебя веревка есть?
— Есть. Как же в дороге без веревки?
Алимжан порылся в телеге и протянул Хамиту моток. Тот попробовал веревку на прочность, удовлетворился ее крепостью и приказал:
— Ложись.
— Зачем? — испуганно спросил Алимжан.
— Вязать буду.
Алимжан покорно лег. Связав ему ноги, Хамит поинтересовался:
— Откуда он появляется?
— Справа. Он открытых мест боится. Так и скачет вдоль опушки.
Хамит достал из кармана гимнастерки заранее приготовленный кляп, зажав Алимжану нос, умело воткнул кляп в открытый рот, перевязал рот тряпкой, чтобы кляп не выплюнул. Оставив в кустах своего коня, Хамит осторожно выполз на опушку…
Он увидел всадника еще у горизонта. Тот, как и говорил Алимжан, скакал вдоль опушки, стремительно приближаясь. Хамит на секунду прикрыл глаза — готовился к встрече.