Хотелось курить. Она бросила и давно забыла о прошлом, но сейчас, чтобы унять дрожь, с удовольствием сделала бы пару затяжек.
Минуты бессмысленно тянулись, и не происходило ничего. Никто не слышал её горя, и никому не было дела до её несвободы. Больше никому.
Дальний свет фар она заметила, когда ещё это были неясные точки, зловеще вынырнувшие из-за поворота. Сердце зашлось предчувствием провала, словно это были не фары, а глаза адского пса, бегущего по их с Казимиром души. Она давно стала звать его полным именем, незаметный оруженосец прочно занял место рядом с ней. Они стояли вдвоём в невидимом строю против огромной зелёной орды и армии адептов. Армии, солдат которой сейчас направлялся на подмогу Богам. Поворот боковой дороги вёл только к оранжерее.
Она спряталась в колышущемся море травы, выросшей взрослому человеку по пояс. Теперь её не найдут. Но и она не видела происходящего. Машина взвизгнула и остановилась. Хлопнула дверь, до Маши донесся еле слышимый шорох. Пару минут длилась томящая тишина, прерываемая стуком её сердца. Что там происходит? Водитель знает о ней, затаившейся, словно горлица от коршуна? И куда бежать? И зачем?
Четыре звука выстрела с небольшими паузами заставили девушку прикрыть уши. "Почему четыре?" – пронеслось в голове и захотелось бежать, не оглядываясь, пока горячий свинец не толкнёт в спину. Но она осталась, прижавшись к земле, будто хотела слиться с ней. Трава клонилась, ветер то затихал, то снова усиливался, по рукам ползали жучки, кровь стучала в висках. Пахло озоном, стало холоднее.
Маша перевернулась на спину. Небо было низким, казалось, оно приблизится и раздавит её и всё: и оранжерею, и машины возле, и орхидеи внутри.
Но ничего не происходило. Тот же тревожный шум ветра, холодная жёсткая земля и небо над головой. Она закрыла глаза и открыла вновь. Ей привиделось, что она лежит в глубокой могиле, и низкое небо будет последним, что увидят её глаза.
Маша встала. Довольно прятаться по углам, гадая, чем всё закончится. А оно должно закончится - здесь и сегодня. Она вышла к стоящим рядом машинам. Внедорожник Вадима прижимался к седану Казимира. Последний, словно пленный, осел на сдувшихся шинах. Маша поняла, что выстрелы были приглашением лично для неё.
Оранжерея вспыхнула белым сияющим светом: кто-то зажёг все лампы разом. Она светилась, как сцена театра в начале первого акта. Её ждали. Маша отряхнула землю с рук и, распрямив плечи, медленно пошла на свет.
***
Стоило девушке зайти внутрь, как в голову ворвалась какофония звуков, будто в Машу разом вселился сонм демонов. Голоса что-то раздражённо шептали, но слов было не разобрать. Она зажмурилась от слишком яркого света. Он стал не белым и холодным, как обычно, а жёлтым, болотным. Головная боль сомкнулась обручем и начала медленно сдавливать виски. На глаза сел туман.
Голоса в голове мешали оценить обстановку и создавали шум, из-за которого неясно было, тихо ли там или кто-то громко спорит.
Первым желанием Маши было выйти на свежий воздух, чтобы прогнать влажный дурман тлена, стоящий всюду. Она заставила себя идти вперёд: если выйдет, зайти обратно никто её не заставит. Сердце зашлось в груди нестройным ритмом, словно желало поворотить хозяйку. Она шла, как зомбированная, будто преодолевая невидимый барьер, медленно, с перерывами и прерывистым дыханием.
Девушку охватила радость при виде поверженных врагов, она подалась вперёд, не думая о том, почему в оранжерее нет никого. Где Казимир? И, что важнее, где Вадим?
Главный зал больше напоминал поле битвы, в которой не осталось уцелевших. И правота одних оказалась столь же бессильной, как и заблуждения других. Победителей не будет.
Длинные столы были заставлены детками, опустившими коротенькие листья. Те повисли, как уши больного животного: склизкие, тёмные, пятнистые. Стеллажи также пестрели гнилостными пятнами на листьях, пол в проходах был выстлан тонким слоем сморщенных цветов. Некоторые ещё висели на желтеющих цветоносах.
Маша остановилась, увидев посреди умирающего Сада цветущую гигантею, стоящую на второй полке стеллажа. Это был крупный откормленный экземпляр с мясистыми лопухами, свисающими вниз до первого уровня. Орхидея выкинула три цветоноса, усеянные пятнистыми розовыми цветами, будто насмехалась над планами Маши.