– Ты теперь меня убьёшь? – позёвывая спросила она, смеясь. Ей очень хотелось, чтобы он сказал приятность. Чудилось, что она пошутила весьма удачно. В духе "ла фам фаталь".
– Наверное, не сегодня, – после непродолжительной паузы ответил тот.
– Тогда можно и одеться.
Машина ехала по незнакомым тёмным улицам. Виклина не спрашивала, почему Приоткрыв окно, высунула руку, ветер приятно охлаждал кожу. Сейчас бы под ледяной душ, чтобы утихомирить пожар внутри!
– Приехали.
– Куда? – сонно спросила Виклина, потирая глаза.
– Твой дом через дорогу.
– Заезжай, если что, – без тени кокетства бросила девушка, хлопая дверцей.
Машина взвизгнула и умчалась, так будто, за ней погналась стая валькирий. Виклина, не оглядываясь пошла к дому. Тёплый душ и спать - можно считать сегодняшний день удачным.
***
В полутёмной спальне Вадим прислушивался к мерному дыханию девушки рядом. Через неплотно зашторенные окна протискивался лунный свет. Мужчина посмотрел на часы: с прошлого раза ночь прибавила две минуты. Он нежно провёл по обнажённой гладкой спине Малуши, та сонно буркнула что-то, повернувшись на правый бок.
А ему не спалось, не елось и не пилось, что самое отвратительное. Как так получилось, что он стал убийцей по найму? Вадим усмехнулся, глядя в потолок. Сначала согласился на одну, только одну жертву: утопил близняшку той, что спала рядом. Девушка была приветливая, добрая, чуть робела, когда он невзначай касался в воде её руки. Она до сих пор ему снилась. Редко, к счастью.
Он даже не желал знать, каким образом Существам удалось вылепить её точную копию. По крайней мере, внешне. Он сделал один раз - сделает снова - такова, видать, их логика. Только теперь речь идёт о коллеге будущей жены. Вадим вздохнул: как обычно придумывать надо всё самому.
Повернулся на другой бок с желанием заснуть, может, завтра найдёт решение. То, что его не поймают, Существа обещали, да он и сам знал: пока что он нужен. Выставка выгодна для всех.
Мысли устремились в знакомое русло. Вчера пришёл перевод: крупные денежные вливания как нельзя кстати. Влад усмехнулся: они всегда кстати, но сейчас особенно. По меркам небогатой Болконии, он более чем состоятелен. Но если уезжать, то картина менялась.
Переезд он задумал давно: в Европе поселился бы в Голландии, да язык больно труден. Английский знал хорошо, французский сносно. Круг стран сужался. За океан ехать - не вариант: европейский рынок орхидей развит в разы лучше, плюс азиатские поставщики недалёко.
Сладостные мечты разбились. В голове опять крутилась мысль о предстоящем убийстве. Она сводила с ума, вызывала страх, словно он – жертва. Справки уже навёл: девушка с застенчивой улыбкой и строгими глазами со всей скромностью вела образ жизни замужней дамы при богатом муже. Тот, правда, фигура серьёзная: бывший военный, побывавший добровольцем в горячих точках на Ближнем Востоке. А ныне, совладелиц крупного рыбного хозяйства по разведению осетровых пород. Мужик, серьёзный и проделать надо всё так, чтобы никто не заподозрил.
Проще всего залезть в машину, но любая экспертиза приведёт к следствию, и кто знает, что выкинет безутешный вдовец! Можно подстроить аварию другим способом, а алиби Маша ему сделает: в конце концов, почему он один должен нести этот крест? Кровь скрепляет людей сильнее секса.
***
Чёрт поймёшь эту девку! Мне снова хочется ударить её накрашенное лицо, чтобы кровь с губ смешалась с красной помадой. Ударить и снова ударить или поцеловать, как пойдёт.
Я всегда считал это работой по призванию, а теперь мне кажется, что ошибся. И как её угораздило служить Тьме? Может, по незнанию, неведению или запугали? Словом, прежде чем, привести приговор в исполнение стоит рассмотреть апелляцию, поданную самому себе только что.
Моя натура меня и подвела. Смешно звучит, как слабость. Но я ненавижу слабости. Мне стыдно перед собой, я предал свою функцию, но, что хуже всего - свою Совесть. Измена врезалась между нами, низведя меня до её уровня природной греховности. Толкаться на одной ступени для меня неприемлемо. Неправильно.
Окаянная стерва! И что теперь, по её милости, делать? Я должен объяснить Совести: мы всегда договаривались об абсолютной честности. Чтобы не случилось, как бы ни было больно или страшно. Я был счастлив и горд, когда совесть рассказывала о всех развратных мыслях, как она хотела своего коллегу, как мечтала об изнасиловании неизвестным. И всех прочих милых шалостях. Платил тем же. И рутина никогда не ложилась между нами.