В перерыве съедаю принесенный с собой бутерброд и нахожу укромный уголок на верхнем этаже, чтобы распеться.
С тех пор, как я распелась, прошло три часа. Последний час я тупо проговариваю мысленно первую строчку песни. Я просто хочу, чтобы назвали мой номер.
Свершилось!
Захожу в зал. Не тот, где мы танцевали– намного просторнее. Посредине стоит фортепиано. Комиссия– на стульях в первом ряду.
–Пожалуйста, что Вы приготовили?
Я называю произведения и отдаю аккомпаниатору ноты.
«Ты– главная»,– сказала мне Тамара.– «Когда будешь готова, дай знак пианисту. Веди себя уверенно. Как будто сто раз это делала.»
Сто раз…
Просят спеть припев «Моей прекрасной леди». Набираю воздуха в грудь, киваю головой. Конечно, надо было сначала кивнуть, а потом вдохнуть. Первая строка выходит слабо. Стараюсь не обращать внимания и продолжаю петь.
– Я танцевать хочу до самого утра…
Ох, не так я пела на уроках… Только не теряйся. Борись до конца! Пока играет музыка, еще есть шанс.
Комиссия не выглядит особо вдохновленной. Они перешептываются, смотрят в записи.
– Давайте вторую.
– Сначала?– уточняю я.
– А что там было?
– Русалочка.
– Сначала.
И вот в этот короткий перерыв между песнями ко мне приходит осознание того, что я ПОЮ. Перед комиссией. На сцене. Я ПОЮ! И мысль эта меня до того забавляет, что я забываю испугаться. И начинаю куплет. Слышу музыку, льющуюся из-под пальцев аккомпаниатора. Слышу свой голос и слышу, как он ложится на музыку и как он звучит. И… перестаю думать. Мне дают допеть до конца. Удивительно. Такая длинная песня. Девушка слева, рядом с хореографом несколько раз звонко хлопает в ладоши. Внутри меня разливается восторг. Неужели это и в самом деле произошло!
– Спасибо,– говорит режиссер. Я пытаюсь понять, улыбается она искренне или дежурно. Пытаюсь прочитать ее мысли. Вот, где были бы кстати стеклянные головы. Аккомпаниатор протягивает ноты и тоже улыбается. Насмешливо или уважительно?
Сложнее, чем пройти кастинг– пережить его окончание.
«Вырубите меня»,– вот единственное мое желание, когда я выхожу на улицу. Еще обманчиво светло и солнечно, на самом же деле, уже начало седьмого. В театр я вошла в девять утра. Хочется все осмыслить и одновременно ни о чем не думать. Голод, жажда, усталость, возбуждение,– все смешалось в дикой пляске. Я немного отхожу от крыльца и стою в раздумьях. Даже звонить никому пока не хочется. Хочется просто тишины. Но я вижу пропущенный вызов от Виктора Евгеньевича, стоматолога. Странно. Из уважения делаю над собой усилие и перезваниваю. У него смущенный тон. Спрашивает, давно ли я разговаривала с Виолеттой. Неожиданный вопрос о забытом на сегодня мире. Я пытаюсь соединить в общую картину цепь воспоминаний и выбрать то, что можно знать моего стоматологу.
– На прошлой неделе виделись с ней. А что случилось?
– Надеюсь, ничего. Просто не могу ей дозвониться уже несколько дней. И на работу тоже.
– Понятно. Я попробую позвонить и скажу, чтобы она перезвонила.
– Буду признателен.
Мысли нестройным полупьяным потоком перестраиваются в ином направлении. Я звоню Виолетте. Абонент недоступен. Возможно, ее горе-кавалер, наконец, образумился и повез ее в путешествие. Но есть же роуминг. Работа мысли ускоряется. Я вдруг замечаю, что нахожусь рядом с тем зданием, мимо которого проходили мы с Витой, когда она сказала: «Может, зайдем? Он здесь работает.»
Через четверть часа я захожу в административное здание на Китай-городе и прошу добавочный номер такого-то. Добродушный усатый охранник (почему-то все охранники– усатые) называет цифры.
– Слушаю,– очень официально говорит в трубку Константин.
– Добрый день. Это Олеся, подруга Виолетты. Извини за беспокойство, но я не могу дозвониться до Виты. Вы же вместе живете…
– Мы не живем вместе,– обрывает он меня ледяным тоном.
– А она говорила, что ты…
– Я уже неделю ее не видел и, в общем-то, не интересуюсь.
– Козел ты,– спокойно говорю я и кладу трубку.
Благодарю охранника, который смотрит на меня с удивлением, и покидаю здание.
Приходит смска от Тимура. «Как дела?»
«Только закончили. Дошла до второго тура. Спела ок.» Он прислал смайлики и поздравление. Но мой кастинг меня сейчас не интересует. Половина меня хочет отмахнуться и сказать: «все в порядке. Она взрослая.» Но другая половина насторожилась, приготовив кисти и черную краску, чтобы сочинить страшные тени. Даже самого сильного человека можно сломать. Что случилось после того дня в кафе «Счастье»? Почему у меня, занятой собственной жизнью, не возникло мысли позвонить подруге и узнать, как дела?..