Теперь напрягся Мотли. Покосившись на нервничающего Доджа, он испугался, что тот наделает гадостей.
— Вот какую фотографию она прислала мне перед прослушиванием. — Додж аккуратно положил перед Барни фотографию, как козырную карту.
Барни почти ничего не успел разглядеть — Додж поспешно убрал фотографию.
— Если ты познал женщину в постели, значит, ты узнал о ней все, верно, Зигги? — Додж был горд собой.
Мотли не хотелось, чтобы Додж позорил Сиам при Барни. Он дал понять своим затянувшимся молчанием, что недоволен. Додж повернулся к Барни, ожидая ответа.
— Я прав?
— Для того чтобы познать женщину в постели, ее надо удовлетворить, — сказал Барни.
Мотли заржал, довольный этим ответом.
— Видишь, как он опасен? Хорошо сказано! Я знаю, что ответила бы сама Сиам. Она бы ответила, что женщина может отдаться в постели, ничего при этом не отдав. — Он специально поддел Доджа, чтобы отплатить за закулисную возню с целью лишить Барни места. Додж начинал закипать, а Мотли не хотелось, чтобы тот ушел взбешенным. — Спроси-ка Барни, что он думает о твоем фолк-певце.
Додж усмотрел в этом предложении возможность завершить встречу на дружеской ноте.
— Что вы скажете о Бо Бруммеле? Вы тоже считаете его педиком? Разве он мог бы достичь такой популярности, если бы и остальные думали так же?
Барни улыбнулся и молвил:
— Мне не присущ сексуальный маккартизм.
— Ты понял, кого нанял, Зигги? «Сексуальный маккартизм!» Из этого мы и черпаем жизненную силу! — Теперь Додж мог покинуть их, как пришел, по-джентльменски. — Рад был с вами познакомиться, Барни. Лучший комплимент, который я могу вам сказать, это то, что вам не удастся добиться успеха в нашем бизнесе. — Уходя, он потрепал Зигги по плечу. — Увидимся.
Мотли проводил Доджа внимательным взглядом.
— Завидую тем, кто гордится своей продажностью.
— Он хороший собеседник. — Барни с удовольствием вспомнил разговор про теноров.
— Что верно, то верно, — согласился Мотли. — Мне нравится Стью. В нем есть глубина. О большинстве жуликов в нашем деле этого не скажешь.
Додж негодовал на себя, пробираясь по клубному помещению, заставленному столиками, и обзывал себя психом. Неужели это чувство собственной вины заставило его вести себя с ними так дружелюбно? Он утратил весь свой лоск. Проклятый Зигги умеет заставить его показать свое гнилое нутро. Зато будущий администратор Зигги слишком зелен. Ничего у него не выйдет. Следовало ли рассказывать им этот анекдот? Надо сохранять моложавость, иначе в этом бизнесе не выжить. Молодость — источник энергии.
Руководитель оркестра Микки-Маусов был одновременно и конферансье. Его треп вскоре завершился объявлением выхода Сиам. В подземелье воцарилась почти полная темень. Потом на овальной сцене появились пятна розового света. Перед зрителями предстала Сиам Майами в мерцающем алом платье без лямок, едва прикрывающем грудь. От нее веяло здоровьем и энергией. Ее телу не было тесно в платье. В глазах читалась какая-то напряженная мысль — возможно, чисто сексуального содержания. Осмысленность придавала ее лицу особую привлекательность. У нее была прекрасная, развитая фигура, держалась она с присущей ей живостью и очарованием. И соблазнительность ее скорее проявлялась не в идеальности, а именно в индивидуальности. Вся она словно была устремлена вперед. Голые плечи мягко переходили в прямую, сильную шею. Обнаженные руки двигались на редкость свободно, повинуясь живому ритму. Она знала свои достоинства и удачно их использовала. Ее широкая, энергичная улыбка свидетельствовала о том, что ей хорошо на сцене. Она раскачивалась, ни на мгновение не теряя равновесия. Ее раскованность больше всего действовала на воображение. Барни с первой секунды понял, почему ее так высоко ценят. На сцене она была просто восхитительна — живая плоть, женское совершенство. Она сразу завладела вниманием зрителей. Правда, ее взгляду недоставало мягкости, телу — покорной женственности, но это все мелочи. Главное, она была сама собой. В ней чувствовался большой потенциальный запас творческой энергии.
— Вот это и есть твоя работа, — прошептал ему Мотли. Он знал, что это уже не соответствует действительности, но ему понравилось, как Барни заглотнул наживку, едва не вскочив с места при ее появлении. Реакция этого пылкого юноши подтверждала его собственное первое впечатление от Сиам. Ей только следовало повнимательнее наблюдать за залом: зрители любят, когда исполнительница постоянно преподносит им неожиданности.
Барни понимал, перед ним не просто великолепное тело. Она извивалась перед зрителями, готовая вот-вот запеть. Хлопала в ладоши и улыбалась, потом на глазах у публики подхватила мелодию, наполнив ее собственным, внутренним ритмом, обогатив движениями бедер. Протягивая к разомлевшей публике обнаженные руки и предлагая ей лицезреть с трудом удерживаемые корсажем груди, она запела о любви до самой смерти; песня благодаря певице обретала откровенный соблазн, заставлявший мужчин ерзать на стульях в непроизвольной попытке сбросить вдруг навалившуюся на них тяжесть. Каждый, видимо, надеялся, что ерзает незаметно, но все вместе эти люди представляли собой смехотворное зрелище. Вот поэтому-то немногочисленные женщины фыркали.
— Она проняла их, — чуть слышно прошептал Мотли. — Люди — не дураки: они знают, кого боготворить. Секс ускоряет кровообращение. Сиам — это фонтан молодости.
Глава 6
Сиам ворвалась в гримерную, преодолев заслон в виде двойного бархатного занавеса, отсекавшего стену от некрашеных, грязных кулис. Под звуки аплодисментов она запустила руку в сумочку, в которой в беспорядке валялись цилиндрики губной помады, карандаши, заколки, транзистор и сломанные часы. Сейчас ее интересовало потайное дно.
— Монк, — приказала она, — запри дверь.
Монк, поджидавший ее за дверью, вытянул руку — и дверь захлопнулась. Он остался стоять, как часовой.
Сиам нашарила второе дно, а там — толстую самодельную сигарету со свернутым кончиком. Плюхнувшись в кресло, она зажгла сигарету и затянулась. Медленно выпустила дым, принюхалась. Она походила сейчас на грустного щенка, заблудившегося в клевере. Вторая затяжка была глубже первой. От попытки вобрать в легкие побольше дыму она едва не вытянулась в струнку. Дым вышел из ноздрей. После третьей затяжки она откинула голову. На опущенных веках собрались комки зеленых теней. Казалось, она погрузилась в дремоту. Внезапно Сиам вскочила.
— Не берет меня это дерьмо!
Она поплевала на тлеющий кончик самокрутки, разворошила ее ногтями и выдула табак на пол, после чего скатала бурую бумажку в шарик. Она как раз разгоняла дым, когда в дверь постучали.
— Спроси, кто, — велела она Монку.
— Кто там? — спросил он через дверь.
— Меня прислал мистер Мотли.
— Избавься от него, — шепотом приказала она Монку.
Монк открыл дверь, загородив ее телом. В пространстве между толстым занавесом и дверным проемом стоял Барни.
— Чего тебе надо? — грубо спросил Монк.
— Я ее новый гастрольный администратор, — самоуверенно ответил Барни.
— Скажи Зигги, что я уже наняла себе администратора, — крикнула она.
— То есть меня, — объяснил Монк.
— Но у меня тут все телефоны. — Барни повысил голос, чтобы быть услышанным. — Ты знаешь о ее новом противозачаточном колпачке? А кто ее психоаналитик? А какие таблетки она глотает?
Смешавшийся Монк обернулся к Сиам, ожидая совета, как избавиться от наглеца. Барни говорил так уверенно, что Монк поверил: его наняли первым.
— Впусти, — сказала Сиам бесцветным голосом. — Он отдаст мне мои вещи. А ты ступай развлекать гостей и жди меня. Я сама его выгоню. — Она не пожалела нахала и не понизила голоса.
Барни ввалился в гримерную со своим чемоданом, а в придачу еще с кожаным чемоданчиком и плащом под мышкой. Монк бросил на него презрительный взгляд и удалился.
Сиам посмотрела Барни прямо в глаза из-под накладных ресниц. В этом взгляде не было ни кокетства, ни секса, он был быстрым и оценивающим. Потом она отвернулась к ярко освещенному гримерному зеркалу.