— Кофе?
— Нет! — отрезала она.
— Два слабых кофе, — распорядился он.
У кассирши попросил самый большой пакет. Она сбегала в кухню и вернулась с мешком из-под сахара. Барни поманил Сиам к столику в углу. Она села с упрямым выражением на лице. Он подал ей кофе. Она не пожелала к нему притронуться. Он опустился на одно колено, схватил ее одной рукой за лодыжку, а другой снял с ее ноги туфлю.
— Что ты делаешь? — удрученно спросила она.
Он, преодолевая сопротивление, сунул ее логу в мешок.
— Ух! — Она разинула рот и прекратила сопротивление, почувствовав живительное тепло. Сбросила вторую туфлю и сунула в мешок другую ногу. — Восхитительно! Никогда больше не стану есть картофель.
Он встал с колен и сел с ней рядом. Она обвила руками его шею и поцеловала так крепко, что ее глаза сначала удовлетворенно затуманились, а потом закрылись. Открыв глаза и оторвавшись от его губ, чтобы отдышаться, она обнаружила за их столиком пожилую женщину с мясистым носом, помаргивающую глазами-бусинками. Она пялилась на них поверх двух огромных пакетов с покупками, которые с трудом умещались у нее на коленях.
— Я сидела одна вон там, в углу, и вдруг увидела вас, целующихся так, словно для вас никогда не наступит завтрашний день. Вот я к вам и подсела. Я уйду, если вы меня прогоните.
Сиам дотронулась до ее плеча, разрешая остаться.
— На стариков все равно никто не обращает внимания. Молодые смотрят сквозь нас, словно мы — пустое место.
— Принести вам кофе? — предложил Барни.
— Нет, благодарю. Занимайтесь, чем занимались. — Она втянула нижнюю губу, готовясь к продолжению дармового представления.
— А как насчет молока и пирожного?
— Не беспокойтесь. Знаете, что больше всего подходит беззубой карге?
— Пончик, — сказал Барни.
— Откуда вы знаете?
Барни встал, чтобы идти к стойке.
— Нет. — Она нахмурилась. — Я не стану есть теперешние пончики, хоть озолоти меня. Я не возражаю, чтобы пекари больше зарабатывали. Они этого заслуживают. Мука в легких, работа без конца — разве это годится для женатого мужчины? Сейчас они зарабатывают все больше, а гордятся своим ремеслом все меньше. Мой муж был пекарем. Я вышла за него, когда мне было сорок лет. Я только тогда почувствовала аппетит к любви. Вы знали, что возраст после тридцати пяти — самое время для уродливой бабы?
— Нет, — откликнулся Барни, пряча восхищенную улыбку.
— Я, конечно, не похожа на богиню секса. — Она откинула волосы с красного лица. — Но внешность обманчива. В сорок лет я была сексуальнее, чем в двадцать. Что вы на это скажете?
— По-моему, это радостное известие, — честно ответила Сиам.
Старуха радостно зафыркала.
— Да будет вам известно… — Она наклонилась над столом, даже похорошев от оживления. — Женщина никогда не должна позволять себе думать, что она уродина. Полюбуйтесь, как это повлияло на меня, — мужественно предложила она. — У меня ушло тридцать пять лет на то, чтобы взглянуть на себя так, как на меня должнысмотреть другие. Измены, разочарования, унижения, несдержанные обещания — все это муть. Женщине нельзя смотреться в кривое зеркало.
— Как вас зовут? — спросила Сиам, тронутая почти до слез ее последними словами. — Меня — Сиам Майами.
— Все называют меня Сейди. — Для убедительности она дотронулась до своего поношенного свитера. — Я обратила на вас внимание, как только вы вошли. Когда он сунул вашу ногу в мешок, мне показалось, что ко мне вернулись мои сорок лет.
Улыбка Сиам подзадорила Сейди.
— Женщина, какой бы она ни была, должна загребать жизнь обеими руками. Косоглазие, цыплячьи или ножки от рояля, плоская грудь, задница с кулачок, коровье вымя, кривая шея, косолапость, хромота, прыщи, заячья губа, нос, как хобот, торчащие зубы, лысина, усы — все мура. Жизнь надо хватать за задницу. Чудес не бывает. Мужчины предпочитают совершенных женщин. — Она фыркнула. — Что ж, любители совершенства получают по заслугам, так им и надо. Но, поверьте, когда женщина не теряет в жизни оптимизма, ей приходит на помощь сама природа. Как хотите, но после тридцати пяти лет прозябания в уродстве я обнаружила, что могу вызывать желание. Я выходила замуж с таким настроением, — она для убедительности приложила руку к сердцу, — что ни одна юная невеста не сравнилась бы со мной по пленительности. Я увидела, что вполне способна удовлетворить мужчину на десять лет моложе меня.
— Как поживает ваш муж? — спросил Барни.
— Он умер.
— О, простите…
— Не извиняйтесь. Я подарила ему лучшие годы в его жизни. Это вы меня извините, что я вам помешала.
— Мы так и так собирались уходить, — ответил Барни, чтобы не обижать ее, и поднялся.
Сиам вынула из-под стола сумку и взяла под мышку свою афишу.
— Я вас не напугала, юная леди?
— Что вы! — ответила Сиам. — Теперь буду с нетерпением ждать, когда мне стукнет сорок.
— Молодец! — одобрила старуха. Дождавшись их ухода, она взялась за кофе, к которому они не притронулись.
На улице Сиам раскинула руки и замахала ими, словно собралась взлететь.
— Что можно посмотреть в Вашингтоне?
— Купол Капитолия.
Они зашагали в сторону Пенсильвания-авеню.
— Только купол? — спохватилась она.
— Твид сказал мне, что венчающий его индеец повернут спиной к правительству — Он усмехнулся, представляя себе эту непочтительность.
— Он над тобой подшутил, — уверенно заявила она.
— Я тоже так думаю.
Она наслаждалась его простодушием.
— Там вообще торчит не индеец, а богиня свободы. Я прочла это на почтовой открытке, которую послала матери.
— Здорово я купился! — сказал Барни.
— Наверное, Твид каким-то образом заставил тебя поверить в эту брехню.
— Он сказал, что спекулянты скупили землю с той стороны, где полагалось вырасти Вашингтону. Чтобы не быть ограбленным, правительство расположило столицу с противоположной стороны.
— Не хочу этого видеть. — Сиам покачала головой и уставилась на тротуар. — Давай вернемся в отель.
— Что случилось? — Он ласково взял ее за руку, но она вырвалась.
— Мне не нравятся такие разговоры. Мой отец был бизнесменом. Но ему и в голову не приходило надувать правительство.
— Кто говорит о твоем отце?
— Ты.
— Я знаю о твоем отце только то, что слышал от тебя.
— Я — полная противоположность своему отцу.
— Сиам, что происходит?
— Возможно, мой отец был прав. Он умел жить. Поэтому он и добился успеха. Вместо того чтобы всю жизнь бороться и критиковать, он умел мудро уступать. А в итоге достиг вершин, — со значением закончила она.
— Мне не следовало рассказывать тебе, о чем я подумал после посещения миссис Додж.
— Не со всем можно и нужно сражаться, — не унималась она. — Ты должен принять это безумие как часть реальности и смириться с ним. И думать не смей о том, чтобы все бросить.
— Нельзя прожить жизнь, как раввин или какой-нибудь идиот, не задающий вопросов. Это не что-нибудь, а человеческая жизнь! С людьми повсюду происходят страшные вещи, и это потому, что они не ставят под сомнение истины, впитанные с молоком матери, всякие там общепризнанные правила. Когда Твид, зависящий от богатых спонсоров, говорит, что бизнесмены могут оказаться полной противоположностью патриотам, как бы они ни твердили обратное, то у меня все-таки возникает желание увидеть монумент их деяниям. Я ничего не имею против твоего отца. Он избрал свой путь и преуспел на нем. Но я не хочу идти по его стопам.
Она побежала от него, плача на бегу. Сообразив, что он не собирается ее догонять, она обернулась и крикнула:
— Куда ты?
— Пойду взгляну, правду ли сказал Твид.
— Я подожду здесь, — ответила она, замерев на тротуаре, перед роскошной витриной универмага Гарфинкеля.
На углу Пенсильвания-авеню рекламировал открытки с видами Вашингтона гид в белой фуражке. Барни спросил его: